Погружены в томительный мороз, Вокруг меня снега оцепенели! Оцепенели маленькие ели, И было небо тёмное, без звёзд. Какая глушь! Я был один живой Один живой в бескрайнем мёртвом поле! Вдруг тихий свет - пригрезившийся, что ли? Мелькнул в пустыне, как сторожевой...
Я был совсем как снежный человек, Входя в избу (последняя надежда!), И услыхал, отряхивая снег: - Вот печь для вас и тёплая одежда... - Потом хозяйка слушала меня, Но в тусклом взгляде жизни было мало, И, неподвижно сидя у огня, Она совсем, казалось, задремала...
Как много жёлтых снимков на Руси В такой простой и бережной оправе! И вдруг открылся мне И поразил Сиротский смысл семейных фотографий!
Огнём, враждой Земля полным полна, И близких всех душа не позабудет... - Скажи, родимый, будет ли война? И я сказал: - Наверное, не будет.
- Дай Бог, дай Бог... Ведь всем не угодишь, А от раздора пользы не прибудет... - И вдруг опять: - Не будет, говоришь? - Нет, - говорю,- наверное, не будет! - Дай Бог, дай Бог... И долго на меня Она смотрела, как глухонемая, И, головы седой не поднимая, Опять сидела тихо у огня. Что снилось ей? Весь этот белый свет, Быть может, встал пред нею в то мгновенье? Но я глухим бренчанием монет Прервал её старинные виденья... - Господь с тобой! Мы денег не берём. - Что ж, - говорю, - желаю вам здоровья! За всё добро расплатимся добром, За всю любовь расплатимся любовью...
Спасибо, скромный русский огонёк, За то, что ты в предчувствии тревожном Горишь для тех, кто в поле бездорожном От всех друзей отчаянно далёк, За то, что, с доброй верою дружа, Среди тревог великих и разбоя Горишь, горишь, как добрая душа, Горишь во мгле, и нет тебе покоя...