Когда моя песенка будет спета и Язык устанет от слов, Из пыльных шкафов полезут скелеты, Обрушат мой замок в ров. Когда из трех двое будут "за", и Откроет ворота Ад. Выйдет из ванны моя коза и, Рога навострив, скажет: "Подвинься, брат!"
Она свирепа в бою, как Сигурд, Съевший корзину грибов. Она умеет показывать фигу и Знает, как выглядит Бог. Она триста дней пасется в лугах, Которых на картах нет. И только имеющий на ногах Копыта, отыщет в траве её зыбкий след.
Стан её тонок, походка легка, Голос мощностью в тысячу ватт. Жаль, моя коза не даёт молока Потому, что ей впадлу давать! Она ведает смысл тысячи слов Кроме смысла слова "нельзя". Ей писал из тюрьмы Иоанн Богослов, Но о чём - не расскажет коза. Не расскажет о далеких злачных полях, Где реки медом текут. Не расскажет о тех бесстыжих козлах, Что любили её, пока я бедствовал тут.
Но когда надо мной разверзнется суд, И от вони моей вины Ни елей, ни ладан, ни мирр не спасут, Коза вернется с войны. И тогда хоры ангелов грянут: "Ave!" А коза, тормознув у врат, Взглянет в упор на сидящего справа и, Рога навострив, скажет: "Смилуйся, брат!"