В самые сумерки, когда совсем немного осталось до темноты, Медвежонок сказал Ежику: – А знаешь, почему мы больше всего любим сумерки? – Я люблю солнце, – сказал Ежик. – Я сумерки не люблю. – Как же не любишь? А кто говорил: «Давай, Медвежонок, посумерничаем»? – Я говорил. Но я люблю солнце. – А зачем тогда говорил? – Я очень люблю сидеть с тобой в сумерках, но солнце я люблю больше. – А почему ты никогда не сказал: «Давай посидим на солнышке, Медвежонок!»? – Потому что на солнышке мы с тобой не усидим. На солнышке мы обязательно что-нибудь придумаем. – А в сумерках мы ничего и придумать не можем? – В сумерках хорошо просто сидеть. Сидеть и догадываться, что ты сидишь рядом. – Что ж тут догадываться, когда ты и так знаешь. – Знаю. Но когда становится уже совсем темно, мне иногда кажется, что тебя нет, и тогда я догадываюсь. – Я тоже догадываюсь, – сказал Медвежонок. – Но это когда уже совсем темно. Это когда уже надо зажечь свечу и ставить самовар. – Ставить самовар, – задумавшись, повторил Ежик. – А еще не надо? – А ты уже есть хочешь? – Я всегда есть хочу, – сказал Медвежонок. – А ты разве не всегда? – Нет, – сказал Ежик. – Я не люблю есть.
Скучно. – Есть скучно? Как это? Мне еще ни разу не было скучно есть. Сколько ни ел – ни разу не было скучно. – А мне скучно, – сказал Ежик. – Сидишь, жуешь… – Это смотря что есть, – сказал Медвежонок. – Если, например, кашу... Но и то – смотря какая каша. Вот я ел тыквенную. Вкусно! – А мне даже твой мед скучно. – Мед? Ну уж! – Медвежонок в темноте заулыбался. – Мед всегда весело есть, хоть в дождь, хоть в снег. Пусть ветер воет, а я ем и радуюсь. – Как это? – Всем нутром, – сказал Медвежонок. – Ты можешь радоваться всем нутром? – Не пробовал. – Вот когда я ем мед, – сказал Медвежонок, – я радуюсь всем нутром. Вот всем-всем, что у меня есть внутри, – сижу и радуюсь. – Я сейчас дам тебе меда. – Ежик зажег свечу. – Посмотрим, как ты будешь радоваться. – Полная миска! – обрадовался Медвежонок. – Возьми ложку. – Зачем? Я и так съем! – И зачавкал. – Что-то не вижу, чтоб ты радовался. – Я радуюсь. – Медвежонок вылизал миску. – У меня там, внутри, все дрожит и улыбается. – Вкусно? – Очень! Я так нарадовался, что теперь весь вечер буду сидеть грустный. – Чего же грустить? – Как ты не понимаешь? – сказал Медвежонок. – Ведь меда-то больше нет! Они сидели в креслицах на Ежикином крыльце; мигала свеча; высоко в небе загорались еле видные звезды. Ежик задумчиво глядел на Медвежонка, а Медвежонок внутренним взором видел все свое радостное нутро и застенчиво улыбался.