Что ты знаешь, Тэйми, о других, не таких, как мы, У которых ни трещины нет в середине кормы, У которых тела упруги, рубашки заправленные в штаны, И всегда заточены сабли, и курки всегда взведены, И ни капли чувства вины.
Как друг друга они целуют, Тэйми, и зубы у них блестят, Они делают даже не то, что могут, а только то, что хотят, Как идёт им любой цвет и всякий наряд, Как их матери гладят им брюки, а они изнывают от скуки и вечно на чём-то торчат, как отцы их молчат.
Знаешь, Тэйми, как их женщины жарки и как легки, как похожи они на тех, о которых ты пишешь стихи, Но внутри у них что-то такое, что лучше тебе не знать, и наутро у них на лбу проступают грехи, и они накладывают мэйк-ап, каждый раз, как только покинут кровать.
Если бы, Тэйми, они были такие же точно, как я и ты, Их бы каждая тварь узнавала за три версты, И за ними бы волочилась до самых ворот, И заглядывала бы им в глаза и смотрела в рот, Потому что легко отхватить от чужих щедрот, Когда мясо с изнанки, и прямо вот…
Но к чему эти тонкости, если они вокруг беззаботно спят, не разнимая рук, Голоса их хмельны, и податлива плоть у подруг, И пускай они реагируют уже не на смысл, а на звук, но у них не бывает никакого «вдруг»…
И ты думаешь, Тэйми, что мы их переживём, Потому что мы верим, и знаем, куда идём, Потому что любовь мы из каждой строки наскребём…
Но ты знаешь, Тэйми, несправедливость вся в том, Что они изнутри сияют точно таким же огнём, Как и мы, когда любят друг друга… И мы никогда не поймём, Как у них получилось не выпасть из круга.