Елена Корф - Жжёный сахар (читает Андрей Герасимов) | Текст песни

• Тексты песен
• Елена Корф
• Жжёный сахар (читает Андрей Герасимов)

В центре города, около магазина без конца топтался старичок. Одетый в болотного цвета куртку, крепкий на вид и седой, он стоял возле главного входа, держа в руках коробку с леденцами. Его пальцы были красными и сухими (мороз не щадил никого), а ресницы день ото дня покрывались корочкой инея. Люди сновали по тротуару, готовясь к праздникам, спеша по собственным делам, и старичок провожал их с тоской, отчетливо видной в серых глазах. Леденцов не становилось меньше. Сделанные с заботой, иногда они были бесформенными и практически всегда – бесцветными. Лишь на негреющем солнце они отливали прозрачным лунно-золотым, пропуская лучи сквозь себя. Обыкновенный жженый сахар, разве что ручной работы. Не примечательный ничем, непривлекательный: никаких красивых упаковок, картинок с принцессами и героями. Никаких красителей цвета радуги и мордашек из мультиков на обороте.

Люди шли по своим каждодневным делам. Но старик продолжал стоять, несмотря на отсутствие покупателей. Он с упорством титана терпел неудачи и холода, простаивая время так, словно бы жизнь уже подошла к концу и спешить было некуда. Его руки замерзали сильнее и начинали трястись, а глаза слезились от холода. Коробочка с леденцами танцевала на зимнем морозе, и палочки стучали друг о друга, подобно музыке ветра, музыке сахарных леденцов. Ветер трепал непокорные серые пряди – тускнеющий шелк волос – и обнажал покрасневшие уши.

Старичок стоял ради тех, кто, замедлив свой шаг, обращал внимание на рваную коробку. На сладости, затерянные в ней. Такие люди, как правило, взрослые, были редки, но, безусловно, искренни. Остановившись, бросив беглый взгляд, они погружались в далекую память, скрытую за поволокой лет. Они вспоминали собственное детство: включенную конфорку, ложку с сахаром на ней. Бурлящие пузырьки прозрачной карамели, вот-вот готовой окраситься в золотой, пахнущей так соблазнительно-сладко. Свой первый грильяж – карамель и орехи, свои самодельные "петушки" на вручную выструганной палочке. Ругань или похвалу родителей, обожженный в спешке язык – и сладость, сладость, сладость... И ощущение беззаботного счастья. Собственный кондитерский дебют, оправданную гордость и абсолютную и радостную веру в то, что леденцов теперь хватит на целую жизнь. А жизнь с леденцами – это практически сказка, почти как мороженое на завтрак и право делать только то, что хочется...

Здесь взрослые, как правило, терялись. Их сладкие воспоминания внезапно начали горчить, приправленные правдой. Взросление перестало быть волшебством, а пломбир утратил свою ценность несколько десятков лет назад. Право делать все, что хочешь, оказалось вовсе не абсолютным, а груз ответственности, обязанностей и хлопот давил на плечи, делая обмен неравноценным. Мир, наполненный друзьями и грильяжем, играми во дворе и сказками из детских книг, остался позади, потерянный, и вместо него с удовольствием правило бал царство кредиток, работы и сотни звонков. Звонков от чужих, неприятных, – вовсе не от друзей. Потерялось время для сладостей и для книг, для самодельного жженого сахара, для беззаботности и веселья. А что же осталось?..

Лица взрослых утратили безразличность. Складка между бровей, тревожная, напряженная, разгладилась для того, чтобы рот исказился в гримасе печали, а в глазах заблестели по-детски прозрачные слезы. Часто моргая и шмыгая носом, люди доставали кошельки и отсчитывали мелочь: ровно столько, сколько в детстве нужно было платить за конфету, и отдавали ее старику, прямо в холодную, красную руку. Выбирали фигурку себе по душе.

Их боль сменялась тихой ностальгией, а после – нежной, легкой радостью. С первым прикосновением к леденцу, со вкусом сахара на языке уходили их насущные проблемы, становясь вполне разрешимыми. Беззаботная легкость охватывала сердца, и взрослые вдруг начинали улыбаться, глядя на солнце сквозь жженый сахар, приторно-сладкий и чуточку пряный. Они наступали на лужи, ломая корочку льда, ловили снег руками и языком, вспоминали все рассказанные сказки, надеясь прочитать их вечером – под теплым пледом и с чашкой какао в руках.

Торговец детством никуда не уходил, согревая дыханием красные руки. Люди сновали мимо него и с удивлением смотрели на немногих, нашедших радость жизни, захороненную в сотне глупых правил. Шёл удивительно крупный, пушистый, праздничный снег.

Мир продолжал готовиться к Рождеству.