Песня последней встречи (музыка О.Скорик на слова А.Ахматовой)
Так беспомощно грудь холодела, Но шаги мои были легки. Я на правую руку надела Перчатку с левой руки.
Показалось, что много ступеней, А я знала - их только три! Между кленов шепот осенний Попросил: "Со мною умри!
Я обманут моей унылой, Переменчивой, злой судьбой". Я ответила: "Милый, милый! И я тоже. Умру с тобой…"
Это песня последней встречи. Я взглянула на темный дом. Только в спальне горели свечи Равнодушно-желтым огнем. (начало октября 1911 года, Царское Село)
Корней Чуковский вспоминает: «Когда в „Вечере“ появилось двустишие: Я на правую руку надела Перчатку с левой руки, — Анна Андреевна сказала смеясь: «Вот увидите, завтра такая-то, – она назвала имя одной из самых юрких поэтесс того времени, – напишет в своих стихах: Я на правую ногу надела Калошу с левой ноги».
В 1933 году Марина Цветаева точно написала о точности деталей в поэзии Анны Андреевны, сделав акцент именно на этих строчках: «Когда молодая Ахматова в первых стихах своей первой книги дает любовное смятение строками: Я на правую руку надела Перчатку с левой руки, — она одним толчком дает все женское и все лирическое смятение, — всю эмпирику! — одним росчерком пера запечатлевает исконный нервный жест женщины и поэта, когда в великие мгновенья жизни забывают, где правая и где левая — не только перчатка, а и рука, и страна света, теряющие вдруг всю выверенность. Посредством очевидности, поразительной точности деталей символизируется не просто душевное состояние — целый душевный строй. (Поэт, когда он выпускает перо, а женщина — руку любимого человека, действительно не знают, где правая, а где левая рука…) Две ахматовские строки, как камень, брошенный в воду, порождают широкие ассоциации, расходящиеся кругами по воде. В этом двустишии — вся женщина, весь поэт и вся Ахматова в своей единственности и неповторимости, которой невозможно подражать. До Ахматовой никто у нас так не дал жест. И никто после нее. (Разумеется, Ахматова нисколько не исчерпывается этим жестом; но дает одну из характернейших ее примет)» («Поэты с историей и поэты без истории»)