Если утром, днём, в обед, вечером и ночью слышишь: — Сударь, вы говно! — это не значит, что ты — плохой поэт. Это значит, что ты поэт — не очень. Это не значит, что смысла в твоих стихах нет совсем нет — это значит, смысл в письменах Внутренней Монголии есть, но не совсем. Может, не расставил точки, где-то не поставил точку, пропустил запятые, наплевал на орфографию, стиль и уставы зорких людей: ведь это им — чрезвычайно важно, и поэтому исправят сами — пусть всё исправляют сами.
За дело, внимательный мой друг! — копаться в выгребных ямах: там точно можно отыскать бриллианты, а кто-то даже найдёт останки врага.
Найдёт останки врага, упьётся радостью и проболтает свою правду: «Безысходность, дрянность, бренность, тлен». Сядет на песок в расслабляющую позу, всё поймёт и скажет: — Безысходность, дрянность, бренность, тлен.
Вперёд, мой друг, растворяться в выгребных ямах, как зодчие идеализма: и вот мы грязные опять. Опять: прожорливые лампочки и папиросы, кофий, ЛЮБИТЬСМЕРТЬЖЕНЩИНЫ: кого-то защищать, сосочками биясь о стёкла, обороняться.
Абажуры, пледы, табак, разговоры о тлене — ребенок не поймёт тех грустных лиц и страшных слов, вытащит из мусора локоть мертвеца, взмахнёт волшебной косточкой и заколдует взрослых всех: — Безысходность! Дрянность! Бренность! Тлен! Любить! Смерть! Женщины! И пойдёт кого-то защищать, помпончиком тряся самозабвенно, — обороняться.
Осенью, весной — да в любое время года! — пророчить квантовую недо- и неопределенность, идеи защищать и прятать смысл от более других людей;
Жыхары Юпітэра перадаюць вітаньне вам, нехеровенька каштоўныя мае! Вэнэрыянкі, Марсіяне — госьці гэтае Зямлі.
Як маемся? здароўе як? з надвор’ем у вас што? На Юпітэры цяпер два мільёны вашых атмасфэр — і нічога, жывуць, і мне працы няма.
А вы ’шчэ дохнеце тут пад жахліва страшным ціскам абставінаў, грамадзкасьці, чысьцюткай эканомікі, гразюткае палітыкі, турботаў, клопату, сумленьня, шызафрэніі, творчасьці?
Добра, мілыя мае, добра: я навучу вас, як прыгатаваць талерку супу з грыбоў-галюцынагенаў, каб адвесьці позірк ад ліхтароў лякаматыву сьмерці, болей каб не адчуваць холаду паліраваных чыгуначных рэек і голачак пад скурай ацёклых ляжак.
Толькі гуляйце, толькі гуляйце, толькі гуляйце!
Добра, самотныя мае, добра: я навучу вас, як разабрацца па парах, моўчкі трапятаць і не адрывацца ад зрэнак суседа; хлопчыкаў навучу, як затыкаць суседу вушы языком, і кожную пару навучу будаваць утульны цёплы кокан са слыхавымі дзіркамі — для мяне, і для зорак.
Толькі гуляйце, толькі гуляйце, толькі гуляйце!
Добра, добра — я навучу разважаць вас так: «Я падарую хлопцу майстарскі… букет, а ён мне — фантастычны мініплінтус!»
Я буду казытаць вам пяты — вы называеце гэта адрэналінам, —
толькі гуляйце, толькі гуляйце!
Губляйце ж розум, хавайцеся за бога —
толькі гуляйце, толькі гуляйце —
зірніце на мяне, падыміце падбародзьдзе — я кажу вам, падыміце падбародзьдзе! — паглядзіце на дошку — і дайце мне злы бой!
А вы так міла паддаяцеся мне, быццам едзеце роварам, а пад нагамі — пуста, быццам ня вам потым гніць у труне, быццам ня вы будзеце таньчыць у крэматорыі:
апускаеце позірк, адводзіце вочы, хаваеце жаночын, прыкрываеце старых — вы баіцеся майго носу.
Лю́быя мае, я ня ведаю, дакуль тут будзе сьмярдзець, я ня ведаю, колькі стрывае Зямля; харошыя мае, я стараюся, але ня ведаю, колькі змагу цярпець.