Над горой туман и розовато-оранжевые отсветы. Весь день лил дождь, потом перестал, выглянула солнце, зашло за гору, и вот теперь была такая гора. Было очень красиво, так красиво, что Ежик с Медвежонком просто глядели и ничего не говорили друг другу. А гора все время менялась: оранжевое перемести лось влево, розовое - вправо, а голубое стало сизо-синим и осталось вверху. Ежик с Медвежонком давно любили эту игру: закрывать глаза, а когда откроешь - все по-другому. - Открывай скорей, - шепнул Ежик. - Очень здорово! Теперь оранжевое растеклось узкой каймой по всей горе, а розовое и голубое пропало. Туман был там, выше, а сама гора была будто опоясана оранжевой лентой. Они снова закрыли глаза, и, когда через мгновение открыли, вновь все изменилось. Оранжевое вспыхивало кое-где слева и справа, розовое вдруг появилось справа, розово-голубое исчезло, и гора вся стала такой темной, торжественной, что от нее просто нельзя было отвести глаз, Ежик с Медвежонком снова закрыли и открыли глаза: гора была покойной, туманной, с легким розоватым отсветом справа, но они не успели снова закрыть глаза, как этот отсвет пропал. Туманная, очень красивая гора глядела на Ежика с Медвежонком. И вдруг, или это Ежику с Медвежонком показалось, кто-то заговорил: - Вам нравится на меня смотреть? - Да, - сказал Ежик. - А кто? Кто говорит? - шепотом спросил Медвежонок. - Я красивая? - Да, - сказал Ежик. - А когда я вам больше нравлюсь - утром или вечером? Тут и Медвежонок понял, что это говорит гора. - Мне - утром, - сказал Медвежонок. - А почему? - Тогда впереди целый день и... - А тебе, Ежик? - Когда ты прячешь солнце, мне грустно, - сказал Ежик. - Но я больше люблю смотреть на тебя вечером. - А почему? - Когда смотришь вечером, как будто стоишь там, на вершине, и далеко, далеко видно. - Что же ты видел сегодня, Ежик? - спросила гора. - Сегодня так пряталось солнце, а кто-то так не давал ему уйти, что я ни о чем не думал, я только смотрел. - А я... Мы... То откроем глаза, то закроем. Мы так играем, - сказал Медвежонок. Быстро сгущались сумерки. И когда почти совсем стемнело, иссиня-зеленое небо вдруг оторвалось от горы, а вся она стала резко видна, чернея на бледно-голубой полосе, отделяющей ее от темного неба.