Проснулся. Потом в нервах ладони взмокли. В плену у Морфея видел видение-ужас. Там естественности оттенки блёкли, Там болезнь и здоровье дружат.
Рынок: Христос торгует гвоздями, Челом терня лавровый венец, А народ покупает эти гвозди горстями, Отрывая монеты от щедрых сердец. Голоса: “Спекулянт, шарлатан, барыга, Обобравший нам карманы обездыренной дланью!”
Будто в припадке Христос запрыгал, Обругав этот рынок ушеколющей бранью: “Слёзы глазами с икон народ вытри. Я пришёл сюда, чтоб людохульствовать. Я поставлю памятник в Иерусалиме Гитлеру, И буду дьяволу в рай сопутствовать! Ведь я имею право не быть обязанным – Иметь обязанность не иметь право, Безнадёжным надежду дарить диагнозом, Взирая на их смертельные травмы!”
Чего бы такого мне потерять, Чтобы, не знаю чего, обрести? В золотой реке моего октября, Очень сложно в ноябрь грести. Очень сложно – против течения. Дьявольски больно – против желания. Мне бы остаться в изнанке цветения, Швами смотреть в лицо оправдания.
Слава богу, Дантес стрелял холостыми, А кровь Александра до сих пор горяча. Но вот мы, к сожалению стынем, На больничной койке вместо врача. Кто обхаркал туберкулёзом транспорт? У кого на это хватило ума? Я не хочу, чтоб мне каменный паспорт Выписала эта чума.
Сколько ещё проституток–бессонниц Незаметно проникнет в мою постель? Я клянусь вам: отдал бы последний червонец, Чтоб, хоть до рвоты, крутилась снов карусель!
Вам, озабоченным запахом ботинок, Превратившим процесс курения в шик. Не жалко ли вам превратить тело в рынок, Продающий обрубки гниющей души?
Я перестану над вами смеяться, Когда вы сами над собой посмеётесь! Я вас обнаружил и готов затеряться, Если вы в моей потере найдётесь!