В сто тринадцатой Натаха На Христово Рождество Взбеленилася деваха Ни с того и ни с сего, То ль соскучилась по маме, То ли крыша потекла: Взобралась на стол с ногами И разделась догола.
Вся охрана посбежалась И столпилась у глазка, А Натаха распалялась На забаву всем зека. Танцевала, да так ловко, Что старшой ей стал грозить: "Эй! - орет, - А ну, веревка! Хватит булками крутить!"
Нет, спросить бы что случилось? Ну ни сердца, ни души! Тут и ключница явилась, Местный в юбке Чан Кайши, Рот скривила, хмурит брови, Мол: "Да не на что смотреть!" Клок волос, полкружки крови, И костей мешок на треть.
И кричит: "Одень рубаху! Не позорь тюрьму, а то..." А в ответ: "Пошла ты! Не одену ни за что!" Разошлася, ну умора! Пяткой по столу лупя: "Вызывайте прокурора, Я сегодня вне себя!"
Тут сосед наш Сенька Пряник, Прыщ и лыга, плут и вор: "Выводи, - кричит, - Начальник, Я и буду прокурор!" Но и вору был стоп в гору, Средь жулья начался спор: Так какого ж прокурора, Если вор не прокурор?!
Вся тюрьма взялась за чашки, Стук да грохот, вой да плач; Буц-команда6 рвет подтяжки, Во главе - дежурный врач. Вон они, держись, неволя! Лезь под нары, стос5 гаси. "Кто тут властью недоволен? Ну ага. Еще спроси!"
Наконец-то будет страху, Глухо щелкает запор, И несчастную Натаху Волокут на коридор; Рвется девка, стонет больно, И в глаза плюет врачу: "Я не властью недовольна, Я морожена хочу!"
Врач был дока тертый, ушлый, Не таких видал за жизнь; В общем, дальше было скучно: Посмеялись, разошлись. Эх, тюрьма, то ль разрыдаться, То ль повеситься с тоски, Никого сегодня в карцер, Никого под молотки. Никого сегодня в карцер, Никого под молотки...