Кругом одна тайга и волки с зайцами, А он: "Бежим!" А я ему: "Куда?!" Он выплюнул бычок и щелкнул пальцами: "Туда, куда уходят поезда!" И догрузив осину мы с другом спина в спину, Накрывшись мешковиной, залезли под бревно. Конвой багром пошарил, и паравоз пошпарил, Дружок мой закемарил1, и я с ним заодно. Проснулся я, смотрю — купе со шторками, Ни друга, ни осины, ни сосны. В углу прикрыто синими ведерками Награбленное золото страны. И я одет с иголки, лежу на нижней полке, И все мои наколки исчезли без следа. Похлопал по карманам, а там билет, я глянул: За лондонским туманом я еду, господа! Я тер ладоши, прыгал между полками, Искал проводника открыть сортир. Смотрю — все едут с синими ведерками: Нарядчик, хлеборез да бригадир! И сел я на кукорки2, ах, милые ведерки, Да мне в родном поселке здесь хватит с головой! Детишкам — на печенье, жене — на примирение, А маме — на лечение в больнице областной. Глотнул я коньячка, поел антоновки, И вдруг в конце прохода в синей мгле Предстал мой друг в потрепанной буденовке, Хоть без коня, но с саблей и в седле. И говорит мне горько: "Ну что ж ты друг мой, Борька, За синие ведерки мать-Родину продал?" "Ты что, — кричу, — братуха!" Но поздно, он мне в брюхо, Сцепились мы, и ухо я другу разодрал. Он побледнел, на шее вены вздулися, И в левый бок мне саблей: "Получай!" Тут мы по-настоящему проснулися Под лай собак и голос: "Разгружай!" Гляжу — идет бригада, худые как из ада, На робах сплошь и рядом полосок серых масть. И вздрогнула утроба, я понял, что мы оба Попали на особый, акулам прямо в пасть. И старый зек один, что из разгрузчиков Хохочет: "Вы что, лохи? Не пойму!" Ведь для таких, как вы, никчемных чудиков, В России все пути ведут в тюрьму. И вот опять дорога, конвой побил немного, Но так, за ради Бога, аванс на новый срок. А в полной невезухе мы ехали не в духе, Дружок, держась за ухо, а я — за левый бок. И по тайге, где зайцы только с волками, Где вечный лес подбел3, небесный мрак... Увез, мигая синими ведерками4, Двоих никчемных зеков автозак.