Задыхается вечер в сумерках, опускается звёздный мост. Ослеплённый хрустальной улицей волочу свой облезлый хвост. Ветром хлещет мороз по вороту, ветки прячутся в серебре. Запинаясь, бреду по городу, утонувшему в январе. Под ногами дороги заснежены роем вьющихся белых слез. Мне подачкой бросают нежности, я им верю – я верный пёс. Доверяя, склоняю голову, я покорен – хоть палку кинь. Ведь не зря я усвоил смолоду: «Всяк надежду свою покинь». Меня гладят, щекочут за ухом, так бесстыдно напомнив мне две ладони с хмелящим запахом, что являлись ко мне во сне. Так дрожали они взволнованно, так любил я на них смотреть, до того их теплом очарованный, что хотелось от счастья петь. А теперь не услышать голоса, только гадкий, протяжный вой, от которого дыбом волосы, от которого я – глухой. И забитый тоской и холодом, утонув в паутине рук, я увидеть хочу расколотым засиявший, хрустальный круг. И тогда в наступающей бездне, наедаясь разбитым стеклом, я спою свои гадкие песни окровавленным языком. Ночь накинула плащ, ссутулившись, пробивается кость луны, по холодным, хрустальным улицам бродит пёс, разлюбивший сны.