Тишина и мрак ночной. За тучи скрылась от меня луна. От ужаса она трепещет предо мной. Я один с моей тоской, Ведь в этом мире я изгой.
Июльский вечер, золотой закат, Это было ровно 300 лет назад, Шептал я нежные слова, И над нами шелестела в поле трава.
С ума сошли мы от любовных ласк, Для нас обоих это было в первый раз. Не могу забыть её предсмертный крик В объятиях моих.
Я темной силы порождение Полночный правлю бал. Судьбою проклят от рождения, Покоя я не знал.
И во мраке безутешном душа блуждает сотни лет. И веры нет и нет надежды во мне. Я грешник, дух мятежный, жаждой вечной одержим И выхода нет...
Я постичь пытался невозможное, Я стремился в никуда. Вовеки счастлив быть не может тот, Кто проклят навсегда.
Увы, не ведала опасности Дочка католического пастора. Она вздохнула тихо в смертный час, И взор её угас.
Бонапарта паж был так беспечен, юн, У дворца почётный нёс он караул. О том, как был жесток его удел, Я плакал и скорбел.
О как мучительны скитания Потерянной души. Но я не чувствую раскаяния За то, что согрешил.
И я плачу кровавой данью, Чтоб утолить тоску свою Я грешный ангел во тьме мироздания, Я жертва ненасытного желанья, Обречён я на страданья, Разрушаю всё, что люблю.
Я постичь пытался невозможное, Я стремился в никуда. Только счастлив быть не может тот, Кто проклят навсегда.
Кто-то молится Иисусу, Другому милей Коран. Каждый волен себе по вкусу Выбирать божество и храм.
Для кого-то богатство превыше всего, А кто-то лишь дьявола чтит одного. Кто-то верить готов, Что в мире властвует любовь.
Презирая жалкий мир земной, Я покорен высшей власти, Ненасытной жгучей страсти, Что вовеки будет править мной.
Отныне и в грядущем Я судья и я пророк. И я предрекаю всем ныне живущим: Взойдет на престол жестокий Бог, Кровавой жажды Бог.