Достав чистый лист бумаги, и, глядя куда-то дальше, Поэт написал семь строчек, не зная пока, о чём. Мигнула ночная лампа, и кто-то поёт: "Давай же, Давай же, вот продолженье" и водит его плечом.
И слово идёт за словом, сплавляясь в одно дыханье, И мечется странная птица в клетке четыре на пять. Осталось поставить дату, затем придумать названье. Поэт, улыбнувшись, пишет: "Все люди умеют летать".
Окно открывает настежь, за ним рассвет, как обычно. Поэт засыпает рядом с окном, уронив листок. Стихи планируют плавно вдоль дома стены кирпичной, Пока не ложатся точно к прохожему под сапог.
Прохожий глядит на небо, под ноги. Читает украдкой. Берёт осторожно в руки, как будто птенца или мышь. Затем, усмехнувшись, прячет листок к себе за подкладку И, пару раз оглянувшись, взмывает до самых крыш...
Поэт проснулся от шума, а солнце уже в зените. Откуда здесь столько чаек? Да нет, не чаек - людей!? Пока он так просыпался, к нему, поправляя китель, Слетел участковый знакомый: "Ну что, не слыхал новостей?
Забыты метро и трамваи, машины стоят у обочин, Все люди летать умеют, а ты что сидишь, чудак?" Но сколько поэт ни мучил свои знаменитые строчки - Все люди летать умеют, и только он сам - никак.
Ах, что же ему поделать - грустит он за тёмной шторой, Но что-то его толкает и снова поёт: "Пиши!" А то, что он не летает - не стоит и разговора; Поэт достаёт бумагу и ищет карандаши.