Ему кричали: "Ну спой, Нафтул". А он лишь руками махал. До соликамсокй тюрьмы дотянул И из нее не сбежал. Куда бежать, если всюду смерть За ним шагает, косой грозя. А здесь так жалобно просят спеть, Словно без песен нельзя. "А где же твой голос, ответь, Нафтул, И что ты делаешь здесь? Как в синагоге ты ре тянул - Город запомнит весь. Горели свечи, блестел атлас, И служка читал Агаду - И славно вспомнить об этом сейчас, В тридцать девятом году". И встал Нафтул, И кашель пропал, Борода как смоль, А лицо как мел. И пел он так, как когда-то певал, И как никогда не пел. Он слышал гомон больших площадей, И голос его не дрогнул, не стих. Он видел дочек своих дочерей, Сынов сыновей своих. Он пел и видел, как брата брат Предаст, не меняясь в лице. И как карательный ждет отряд Учительницу на крыльце. Грядущие крови своей и страны Открылись ему наперед. И кто в Канаду сбежит от жены, Кого саркома добьет. Он видел далекие, злые края, Меня в толчее метро... А рядом, дыхание затая, Молчал соликамский острог. Так жалобно просят - ну как не помочь! Без песен нельзя - да брось! И билась ночь, и курилась ночь, А утро не началось, И билась ночь, и курилась ночь, А утро не началось.