И наступил конец моему славному Ра, И льется теплый свинец сквозь мои раны. Умирать легко в своих хрустальных мирах, Да с последним глотком, с девятым граммом. Принять с горьким глотком, одним стаканом.
В моей пустой голове свободных клеток полно, За беспричинный грех судьбу - на мыло! В этой двойной игре я - маэстро давно, С тех пор, как Вы обо мне, мадам, успеть забыли. Лишь следы на воде, а ноги – в иле.
Вот бы сделать пропеллер вместо крыльев больных И улететь навсегда к себе на крышу. Только жаль, Малыш, детей не любят больших, А ты поплачь за меня, пока никто не слышит, Мне ведь плакать нельзя, хоть никто и не слышит.
И кто-то любит весну, а кто-то губит мечту, Да вот весны-то одной, боюсь, на всех не хватит. А ты давай, не стой, скорей беги, родной, Танцуй, пока молодой, пока не схватят, Рвись, пока молодой, авось не схватят.
Ведь если дома никто тебя уже не ждет, Значит гори, Кошкин дом! – маслом в кашу. И, значит, мать не выдаст, отец не убьет, Белкой вертится в банке девочка Маша, Маша съела варенье, а бабушка Машу.
И мы живем, как все, и любим тоже, как все, И каждый третий гараж мечтает стать машиной, И каждый, как и мой пес, привык к своей колбасе: Бумага, камень, железо, и дом с камином, Да каждому – по обрезу, да по пуле в спину.
Так гори, мой дом, гори ясным огнем! И мы с тобою вдвоем уже на крыше. Я кричу: «Горит дом!» А ты все о своем: Поднимаются искры все выше, выше, Поднимаются к звездам все ближе и ближе…