Я видел ночь сентябрьскую эту, Я помню восемьдесят третий этот год, Мы, как всегда, молились на ракету, Хоть далеко не суеверный мы народ... Как не поверишь тут, на полночь ту взглянув, В коварство случая и силу провиденья, Уж слишком гладенько всё шло на удивленье, До той команды проклятой "Наддув"...
Я помню - мозгу верить не хотелось, И часом растянулся этот миг, Когда с глухим хлопком ракеты тело Метнуло первый огненный язык... Шумилин "Взрыв на старте!" прохрипел, И шарик с обалдевшим экипажем Всего за несколько секунд до адской каши От разрывающейся туши отлетел…
И были те, кто бросился в стихию Отсечь от бочек с окислителем огонь. Но были, как всегда, и те, другие - Те, что не пахнут, если их не тронь... Беда распишет каждому удел, Ведь потроха души не заменить протезом, И друг мой плакал над пылающим железом, А я за омертвевшим пультом цепенел...
Ну, а потом мы дружно лезли в лужу Под стартом рухнувшим и, не жалея сил, Искали - нам был очень нужен, Тот гад, который кашу заварил... Его нашли - куда он денется от нас, Тот самый подлый перекисный клапан, Небрежно сляпанный какой-то пьяной лапой И проскочивший мимо сотни трезвых глаз...
И был ремонт бессонными ночами, Давила сроками Москва - мол, нужен старт. Ну, а потом награды получали, Хотя на всех и не хватило тех наград... А старт блестит, как будто не горел, И вот уже ракета в фермы влезла, И друг расплакался над новеньким железом, А я от счастья за пультом оцепенел...
Но каждый раз я пальцы крестиком кладу, Хоть далеко не суеверный мы народ, Когда доходит стартовый отсчет До этой дьявольской отметины "Наддув".