Вижу я себя седым-седым во сне. Зеркало держу перед собой. Волосы мои белы-белы, как снег, А в глазах одна боль, боль, боль. Впереди меня - хоть глаза коли. Позади меня - тьма, тьма, тьма! Очертанья мрачные вдали - То ли лагеря, то ли дурдома. Так о чем твоя боль, мой седой двойник? Иль и ты не так жизнь свою прожил? Отчего с тоской к зеркалу приник, Всматриваясь в боль своей-моей души. Отвечает мне старое лицо. Чуть слышны слова пересохшнх губ: "Хорошо, хоть смог перед концом На себя взглянуть, лгун, лгун, лгун! Срамота твоя на твоих стопах, Пропитался весь до волос! Вспомни, как ты жил, чем пропах, А теперь в святых, пес, пес, пес! Слушаю, бледнея даже во сне, И не проглотить подступивший ком. "Зэковскую робу, ту что на мне, Наяву оденешь потом." Замолчал двойник, трет у виска. Также тру и я, говоря в ответ: Сапоги носить - мне не превыкать, А хэ-бэ и ряса - один черный цвет." Опустил двойник усталые глаза. Круглое стекло сотрясает дрожь. Что хотел сказать - все сказал. Так о чем сейчас слезы молча льешь? А кругом толпа - некуда упасть. Сорвана скуфья под хохот и вой. Рясу отобрали - что ж, ваша власть. Ну, а крест нательный - вместе с головой! Вижу я себя седым-седым во сне, Зеркало держу перед собой. Волосы мои, белы-белы, как снег, А в глазах одна боль, боль, боль!