Так вот для чего это лето стояло в горле как кость и вода: ни утешеньем, ни счастьем не стало, а благодарностью — да.
Ну вот и умер еще один человек, любивший меня. И вроде бы сердце в крови, но выйдешь из дома за хлебом, а там — длинноногие дети, и что им за дело до нашей счастливой любви? И вдруг догадаешься ты, что жизнь вообще не про это.
Не про то, что кто-то умер, а кто-то нет, не про то, что кто-то жив, а кто-то скудеет, а про то, что всех заливает небесный свет, никого особенно не жалеет.
— Ибо вся наша жизнь — это только погоня за счастьем, но счастья так много, что нам его не унести. Выйдешь за хлебом — а жизнь пронеслась: «Это лето, Настя. Сердце мое разрывается на куски».
Мужчины уходят и женщины (почему-то), а ты стоишь в коридоре и говоришь опять: — В нежную зелень летнего раннего утра хорошо начинать жить, хорошо начинать умирать…
Мать уходит, отец стареет, курит в дверях сигарету, дети уходят, уходят на цыпках стихи… А ты говоришь, стоя в дверях: — Это лето, лето… Сердце моё разрывается на куски.