Туман кутает продрогшие станции, одевает город в матовый стронций Бросается в ноги ранним прохожим. Устав, этот туман лезет в воду. Проснувшись холодным утром, такие большие мы смотрим на солнце, Являясь всего-навсего кластерами планетарной системы старика Резерфорда. От города рвота. И мысли, что снова не там и снова не с теми. А ночь, бредя через чужие постели, участливо бьёт в циферблат с букетом истерик, симптомов. Я со скуки построю график собственной встречи со счастьем, но прочь От ординат и абсцисс уходит в никуда черным вороном стрела асимптоты. За окном город сгорает в осенней агонии и зима уже наступает на горло А небо чистое и холодное, но в сумерках звезда, как непокорное сердце кая. Играя, мы всё осилим под пиканье зуммера, мешая Ханса зиммера и Луперкаля, Мы всё осилим, вновь засыпая в эпицентре России. Но сегодня ты умер, парень, Сегодня ты умер парень, открыв Сартра. Сегодня ты глупый камень, сжегший Берна, мосты и рации. Сегодня строй стены, а завтра с пеной у рта доказывай, что ты не раб сенсорной депривации. Где овации? Мы раньше танцевали под лизергином и сдирали эти маски стомеской, Теперь вольем в экзистенциальный кризис вина и занюхаем достоевским.
Время ревёт, но тянется тоненькой леской и режет дрожащие пальцы. Сегодня мир - ребенок и у окон детской катастрофа кружится вальсом, Он сдохнув, воскреснет на лестницах. А мы пошутим, что он приёмный, А потом обнаружим, как он повесился на одной из этих верёвок.
По ладоням города едут пустые трамваи, я вдыхаю позднюю осень, Как жаль, что мы всё проебали. Но радует, что пустота будет после. С Амуром война, он выбросил лук и взял стальной парабеллум, И все города теперь рушатся, перерождаясь со мною в фавелы.
На закоулках юного космоса умирает весна, и на землю упадет слеза бога, Но он просто актер очередного снаффа, извините, мне сегодня так похуй Я уже сутки без сна. И чертовски устал, руки деревянные, как доски, на которых распяли Христа, а глаза слипаются, словно их намазали воском.