К. И. Чуковский - Ираклий Андроников (2) | Текст песни

• Тексты песен
• К. И. Чуковский
• Ираклий Андроников (2)

продолжение записи (1): ...рукою Глинки, Василия Пушкина, Вяземского или безмерно им любимого Лермонтова.
И так жарок его интерес к этим неведомым строчкам, что кажется, узнай он, что одна из этих бумажек лежит на дне океана, он, ни секунды не медля, нырнул бы в океанскую пучину и вынырнул с этой бумажкой в руке. Или кинулся бы в кратер любого вулкана.
И что всего замечательнее: во время всех этих экспедиций и розысков он встречается с бездной народа,— с инженерами, советскими служащими, немецкими баронами, профессорами, старосветскими барынями — с великим множеством разнообразных людей, и в нем просыпается мастер портрета, художник, артист, сердцевед, которым мы так восхищались, когда он изображал перед нами Фадеева, А.Толстого, Пастернака, Маршака, Соллертинского.
Поэтому его книги о тех литературных сокровищах, которые он добывает для нас,— не только об этих сокровищах. Они доверху набиты людьми, с которыми встречался И.А. во время своих неистовых странствий за разбросанными по всему свету драгоценностями русской культуры.
До сих пор литературоведы сообщали читателям лишь результаты своих разысканий. А. — именно потому, что он портретист и художник,— первый решился поведать о самих разысканиях и о тех персонажах, с которыми ему в это время довелось повстречаться.
А так как эти подвиги и приключения А. рассказаны им очень бравурно, занятно, художественно, со свойственными ему блестками юмора, превосходным живописным, живым языком, иным читателям может почудиться, что книги его совсем не научные, так как многие все еще считают научными лишь тяжеловесные, мрачные, беспросветно унылые книги, написанные мутным, казенным, напыщенным стилем.
Но в том-то и дело, что при всей своей блестящей художественности книги А. — это книги большого ученого.
Охота за рукописями и рисунками великих людей не была бы так плодотворна, если бы в книге А. азартный охотник не сочетался с подлинным ученым-исследователем, добывшим колоссальную свою эрудицию многолетним усидчивым, упорным, кропотливым трудом. Забывают, например, что, перед тем как пуститься на поиски утерянных реликвий Лермонтова, А. сиднем просидел десятки лет, изучая чуть ли не во всех книгохранилищах нашей страны его удушливую и злую эпоху, его жизнь и титанически гениальное творчество. Когда, бывало, ни войдешь в рукописный отдел Ленинградской публичной библиотеки, или в Пушкинский дом, или в научный отдел нашей Ленинской библиотеки здесь, в Москве, непременно увидишь А., погруженного в изучение рукописей, книг и газетных листов, имеющих хотя бы самое отдаленное отношение к поэту.
Хотя в посвященной ему книге А. разбросано много мельчайших деталей, книга касается не периферийных, но важнейших, центральных проблем лермонтоведения. В настоящее время уже нельзя написать о великом поэте научную работу, диссертацию, трактат или самый обыкновенный биографический очерк, не пользуясь трудами А. Эти труды — самая заметная веха в истории лермонтоведения.
Считалось, например, прочно установленным, что вся экзотика «Мцыри» и «Демона» — абстрактная, книжная, заимствованная русским поэтом у Томаса Мура и Байрона, дань модному литературному веянию, подражание европейским образцам. Книга А. кладет этим заблуждениям конец и доказывает десятками фактов, не замеченных другими исследователями, что Лермонтов как великий поэт-реалист заимствовал экзотику своих бессмертных поэм из конкретных впечатлений кавказской действительности.
Прочитав А., нельзя не прийти к убеждению, что в «Мцыри» Грузия совершенно так же, как и в последних редакциях «Демона», не условно-романтическая декорация, а реальная страна, конкретно воспринятая и воплощенная одним из самых передовых людей своего времени.
Здесь речь идет о творческом методе Лермонтова. Точно так же, когда А. при помощи ряда хитроумных изысканий, раздумий, сопоставлений, догадок установил подлинный образ той женщины, в которую Лермонтов был так самозабвенно влюблен в 1831—1832 годах, дело не ограничивается одной констатацией факта. Исследователь опять-таки рельефно вскрывает творческий метод Лермонтова: оказалось, что десятки его стихотворений, которые до настоящего времени относились литературоведами в разряд отвлеченных литературных упражнений в байроническом духе, на самом-то деле обращены к реальному лицу и отражают в себе подлинные, совершенно конкретные переживания поэта.
В книге А. «Рассказы литературоведа» ученость опять-таки сочетается с бурным сердцебиением, с азартом. У какого другого историка старинной словесности вы могли бы прочитать по поводу его литературных исследований такие, например, горячие и нервные строки: «я прямо задохнулся от волнения...»
«я чуть не захохотал от радости...»
«я ахнул...»
«вся кровь в голову...»
«сердце испуганно ёкнуло...»
«даже в жар бросило...»
«я остолбенел...»
«я был ошеломлён

К. И. Чуковский еще тексты