Был снег. Был день, когда он столько падал. что улицей, схлестнувшейся в гудках в одно подобие железного клубка, в один натянутый до звона шар, швыряло нас из каменного ада в уют прихожей, мы срывали шарф, не понимая, чья и где рука, и почему так бархат кожи гладок, откуда взялся этот шторм и шарм.
Был снег. Был год, когда тебя так много любил. В свиданиях мешались дни. И если оставались мы одни, мы продолжали неоконченный роман, и часто начинали без пролога, с конца главы, и пусть сюжет был рван, но вновь: «На миг, прошу, еще, продли!» - все, что я мог молить тогда у Бога, молитвой распадаясь по поломам.
Был снег. И было белым балом утро. И я с утра восторженно глядел на недоделанность совместных дел, что оставляла мне с уходом ты. О, как любил я эти стулья, утварь! Ведь их касалась ты, и пустоты не чувствовал тогда ни в чем, нигде: в коротком «без-тебя» я жил уютно, все вещи были мне близки, просты.
Был снег. Был миг, когда крушенье мира вместилось в пару лишних пустяков. И фейерверк дробящихся кусков вот здесь же, где щербатая ступень. Ты улыбалась очень грустно, мило, и снег еще так буднично скрипел, но я уже не смог набат висков сдержать. Решительную скорчив мину в ответ под нос чего-то просипел.
Был снег с дождем. Был снег. Был дождь. Был хаос. В фаланги сигаретами распят. Мир рухнул набок. Навык был распад. Я шел куда-то, что-то редко ел. Во мне меня совсем не оставалось, а то, что находил я плакал, пел (то был расклад расправ, растрат, расплат) - пусть даже взгляд иль жест, пусть малость – все раздавалось снегу, что был бел.
Был снег. Был дождь. Был вздох. Но громче вздоха был города вечерний ровный гул. «О, Господи! я больше не могу! О, как кружатся хлопья, фонарю отдав свой вальс! о, как мне плохо! Но, обещаю, Боже, сберегу все то, что январю я говорю! все то, что там во мне еще не сдохло! Я сохраню, я обещаю! Сохраню!»