Дождь, шуршащий в листве будто старый винил тридцать первой дорожки июневой – бонус наших душных ночей. О, разлившийся Нил в небесах! лучшим треком запишет в альбом нас. Не взаимность любви, но скорей полюбовность двух существ на земле. Мы друг в друге звеним лишь иглой патефона к пластинкам притронусь.
Отнимая названья у улиц и мест недописанным вещью из раннего Брамса, дождь кладет свою кисть на железный навес. Свое имя не вспомнить в размытом пространстве. Только здесь, в глубине, в полусне, в полутрансе абонент в моем сердце твою эсэмэс ждет под грудой отчетов о низком балансе.
Отыщи меня морем, упавшим в песок, на ладонях, прилипшим к поверхности сладкой, мелким почерком жилки, вписавшей висок в глубину моих детских, запутанных, в складки простыней в воскресенье, в подбитой касатке, дымный след оставляющей – как же высок ультразвук атлантической тонущей самки.
Отыщи меня рядом, вспотевшим плечом, чтоб курить в потолок пересохшими ртами, чтобы слушать, как там за затылком течет на закинутой левой твой маленький таймер. В до краев переполненной рифмой гортани мой язык только имя твое изречет, как ярчайший мой стих. Как великую тайну.
Бог с тобой. И со мной. На одном этаже. Вместе с нами губами друг в друга врезаясь, он себя видит в зеркале, в нас, в неглиже, опровергнув на практике психоанализ, ощущает лишь гордость, лишь белую зависть.
Пусть опять ставит дождь нам небесный диджей. Я готов слушать вечно такую грамзапись.