На корме теплохода поймал я момент: Водолазу Трудно плыть, если ноги залиты в цемент, Видно сразу. Он плывет, загребая в четыре руки, Но фарватер его не пускает. Он уже обречен быть питомцем реки И я смотрю на него, не моргая.
Я похож на него, он похож на меня, И легко нас местами с ним поменять, Если надо. Я смотрю на него, он плывет и плывет, Он так искренне рад, что пока что живет, Но на дно его тянет цементная эта громада.
Каждый день ноги мне заключают в бетон – Господину Трудно жить, если вдруг не прикроет никто Его спину. Лучший способ спастись – это атаковать, Неожиданно и с полной силой. А потом заключить все ошибки в слова, И додумать, что так все и было.
Хуже старого бога – лишь новый тиран, Тот, что ноги в цемент мне заключит с утра, Скинет в реку, Чтоб снесло на фарватер и било о дно, Чтобы было спасение только одно: Преклониться пред ним и лояльным прослыть человеком.
Теплоход закреплен на железном столбе Вбитой сваи. Водолаз и река – это я, я в себе Задыхаюсь. Мой тиран загребает в четыре руки Все, что можно потрогать руками. Но и он тоже будет питомцем реки, Он таким же, как я, будет камнем.
От суда и позора не скроет ничто, Будет новый тиран, будет новый виток У спирали, Снова будет цемент, водолаз и река, Хочешь жить – выплывай, или кланяйся, как Говорят тебе те, кто отмашку на пуск стройки дали.