В автобусе сидим. Народу надо в город. Шофёр – не знаю кто? – сердито курит кент. Вот некто – пассажир, торжественно заходит, с кармана достаёт свой проездной билет.
В салоне мало мест, а тут ещё старуха с баулами вошла и ищет где присесть. На улице жара сильна и в горле сухо. Кондуктор оплатить нас просит за проезд.
Вошли (как их назвать?) две женщины в автобус, осанисты, их две, но молодость одна у этой и другой. Вослед им трое вторглись, в чьих лицах пустота отчётливо видна.
Судачит молодёжь. Простонародной речи шёл говор по углам салона и дошёл до слуха моего, но говор этой встречи со мной не снёс, что не впервой, и прочь ушёл.
Брат брату говорит, что было бы не плохо на зиму обрести дешевого угля. А девушка сидит, листает томик Блока, она приобрела его за два рубля.
Клепают на судьбу и жалуются тётки. Приспичило пенять на власть двум корешам: «Я, – говорит один второму: – жить без водки могу. А власть твоя не может ни шиша…»
Две дамы, две сестры, с диковинной причёской, о бытовых делах свой диалог ведут. Стоит седой старик с поклажей, пьяный в доску и видно по нему, что с властью не в ладу.
Мне говорит мужик на языке науки неведомому мне и слуху моему, что эдак в мире есть пособие от скуки, но что это уже – не скажет никому.
А трое, что вошли: ведут себя как должно, им будет недосуг писать и сочинять о пьяном старике, о мужике вельможе, о дамах, обо мне, о бабках и про власть.
На лицах столь живых и сильных пассажиров глубокую тоску и грусть не отодрать. Что будет если я, безбожных старожилов отселева в свою всех заберу тетрадь?
Мой грамотей нелеп и не чета Нерону. Не знаю почему, вдруг по селу взгрустнул. Шофёр завёл мотор. Автобус с места тронул. Автобус тронул в город и в степи утонул.