Его глаза холодны, они глядят сквозь стекло. И будто мера длины, по пальцам время стекло. Слабеют все голоса, и в мышцах плещется боль, Когда в ночных небесах летит Воздушный король.
Где королевство его, не помнит даже он сам. Он не от мира сего, он верит песням и снам. Он рубит корни у скал, он пляшет в топях болот. Он тот, кто жил и устал. Он убывающий год.
Его проклятие – день, его спасение – ночь. Дорожный плащ – его тень. Он до бесед не охоч. В том уголке, где темнее, в несоблюдении доль, В нагромождении камней живет Воздушный король.
Его походка быстра, его движенья просты. Он укрощает ветра, он ловит их за хвосты. Считает он в темноте осколки лунных монет, И дарит их пустоте, последней тысяче лет.
И не спасет от него мерцание тусклое свеч. Он завершение всего, и он соткет твою речь Из трепетания ресниц и сопряжения воль. И душу лапками птиц возьмет Воздушный король.
Ты не умел одного – сражаться и проклинать. И ты забудешь его, но он вернется опять. Нальет столетний коньяк, разгонит в снах воронье, Возьмет в уплату пустяк: лишь вырвет сердце твое.
Ты не умел одного – сражаться и проклинать. И ты забудешь его, но он вернется опять. Нальет столетний коньяк, разгонит в снах воронье, Возьмет в уплату пустяк: лишь вырвет сердце твое.