А я молоденький парнишка лет 17,20,30, может больше, я не помню
С деревьев листья облетают, Прямо в Сену и в Лоауну и в Горону, и везде, куда хотите, Пришла осенняя пора - Pater Noster. В поход крестовый все поперлись, Фон Бароны - голодранцы, без штанов зато в кольчугах. И понавешали крестов и на спины, и на плечи, и на жопы и везде куда попало. За мною мой сеньор приходит. Абсолютный, совершенный аденоид, стало быть драться - не умеет, и не может и не хочет. Сказал, мол с ними ты пойдешь. Прямо завтра, на рассвете, ровно в полдень, как проснешься. Маманя в обморок упала, прям с балкона, вниз башкою на кобылу, та взбесилась. Сестра винище пролила, слуге на морду, тот доволен. Друзья, маманю подсадите, на балкончик, как и было, вверх башкою, без кобылы! Слугу положьте в погреб спать, пусть проспится алкоголик. А я молоденький парнишка лет семнадцать, двадцать, тридцать, В святую землю подался, прямо с места, с сеновала, без штанов зато с крестами. За мною вслед бежит невеста, рожа кисла словно тесто, А вслед за нею мчится тесть и теща - рожа злее, жопа толще. Отсюда мораль: никуда от тещи не убежишь,. Сижу я в крепости высокой, метров восемь, может больше, я не мерил, стрелы свищут. И к нам является магистр, морда ломом, звать Гиёмом. "Здорово, братцы крестоностцы, Alma Matter, Pater Noster, вашу танки, всем спасибо! Сейчас в атаку побегим, левым флангом, правым флангом, в общем, кучей. ЭЭЭ хрен тебе -беги один!" И вот, бегу я по бархану, по песку, на четвереньках, быстро-быстро, ведь убьют же. За мной несется сарацин, семь на восемь, восемь на семь, ну и рожа, шире жопы, прямо вдвое, может больше я не мерил. И удираю я в оазис, пусть мираж, зато не видно. А этот пусть бежит один, по пустыне по песочку, к тамплиерам, пусть зарубят. Летят по небо асосины, обкурилися все гашишим, глючат гады что летаю Хотят засыпать нас замлей прям по плечи или по шею или вовсе по макушку А я молоденький парнишка лет семнадцать, двадцать, тридцать, может больше я не помню Лежу с отрубленной ногой, для маскировки, челюсть рядом, жрать охота. Подходит мой оруженосец, звать Аксельом, иль Адельмом, иль Бертрамом, ой не помню, "Давайте Вас перевяжу!" Грязной тряпкой, кось-на-сикось, сикось-на-кось, где же тут мои портянки, что в углу вчера стояли? И в санитарную телегу, дышло гнуто, спицы биты, без колес и лошадь сдохла, С собою рядом положу, для интересу, я не против, тока сзади носом к стенке, между трупов шоб не дуло. И вот, прошло годов немало, лет семнадцать, двадцать, тридцать, а, сорок восемь, Госпитальером я служу, не тужу. Рощу целебные я травки, от запору и поносу, и другой различной хвори. Оруженосца сторожу, от соседа - извращенца, тамплиера, садомита, совратит и не заметит. На юг вороны полетели, до Прованса, может дальше, я не знаю, не сказали. Пришла осенняя пора, усе на Зиланд.