Он сегодня дома, он сегодня один. Он немного болен, немного устал. Сам себе трубадур, сам себе господин. Он коньяк с кагором зачем-то смешал. А за окном темно, смотрит в форточку ночь: «И с какой это радости парень напился...» А ему, бедняге, уж ничем не помочь, Он устал быть тем, кем сегодня родился.
Он забыл, как люди включают на кухне газ, Он чужую боль заглушил цитрамоном. Он глядит на стены и видит родной Прованс, Где когда-то он звался графом Раймоном…
Он вернулся на землю сквозь дни и года, Семь столетий назад безвозвратно ушедший. Вспоминает об этом Раймон иногда, А друзья говорят про него – сумасшедший. И снова битва идет для него каждый день, Только ныне масштаб поражений неравен От былого осталась лишь зыбкая тень – Там Тулуза сдана, здесь завален экзамен…
И Раймон Седьмой допивает остывший чай, И срывает морфином незримые узы. И идет по утру он молитвы свои читать А католический храм Альбигойской Тулузы.
Возвращаясь назад, он неспешно идет, Игнорируя огненный взгляд светофора, Ибо знает, что знамя его упадет, И растопчут его крестоносцы Монфора. И отбывает он вновь в летний свой карантен, Заблудившись в сети бесконечных тропинок, Ищет отдыха в россыпях телеантенн, Веря в грустную ложь разноцветных картинок.
И Раймон Седьмой печально глядит в экран, Материться на поздний звонок телефона И болят на погоду призраки старых ран, Что получены им под стеной Каркасона. И Раймон Седьмой печально глядит в экран, Заполняя времени стертые лузы И болят на погоду призраки старых ран, Что получены им на полях под Тулузой.