Нет занятья веселее, чем читать Хемингуэя, Выбрав угол потеплее и плеснув вина в стакан, В эти самые мгновенья оживают представленья, Появляются виденья, будто смотришь на экран...
До чего же ясно вижу как мы бродим по Парижу, Опускаемся все ниже вдоль каких-то старых стен, Пьем лионского разлива замечательные вина И прекраснейшее пиво на бульваре Сен-Жермен...
Мы в Италии, в Триесте, все в Италии мы вместе, Нынче ужинаем вместе, отдавая долг еде, Ну, а пьем сегодня в меру — заказали редереру, Золотистую мадеру и немного мюскаде...
Мы шагаем по Мадриду, мы взираем на корриду, Мы с Ямайки во Флориду перевозим тайный груз, Страха нету и в помине — пьем отличное мартини, Пьем баккарди и дайкири столь приятные на вкус...
До чего ж Хемингуэй тонко чувствует людей — В целом свете, в целом свете нет писателя сильней!
Я окреп, зарос бородкой — мы гонялись за подлодкой, Похмелялись только водкой — это было тяжело, Мне сказали — пей с любою, лучше с содовой водою И следи-ка за собою, чтоб тебя не развезло...
Дальше помню как в тумане: швартовались мы в Гаване, Я уснул, закрывшись в ванне, хмель не в силах победить,
А старик поднялся вскоре, проворчал «с такими — горе». Он ушел с рассветом в море и не стал меня будить... До чего ж Хемингуэй тонко чувствует людей, В целом свете, в целом свете нет писателя сильней!