и когда закончится весь заряд, за спиной завяжутся рукава, я скажу тебе, здравствуй, брат. посмотри, как смешны доктора со своим «заживет до свадьбы». из зеркал на нас смотрят «двадцать», из души – будто все «сорок пять». нам осталось лишь улыбаться и врать, что не чувствуем этих вибраций каждой новой черной дыры. в каждых новых лицах прохожих вместо глаз зачастую швы, вместо рта, кстати, видимо, тоже. и пока ты в своей прихожей сползаешь вдоль синей стены, а за окнами вой и грохот, и гаснет свет в одночасье, им, всем безучастным, снятся их безучастные сны.
по проспектам вниз пилигримы задевают плечами плечо. мы когда-то были любимы и любили других горячо так, что рвали рубашки, спины, лишь бы сердце – нейронный клочок – продолжало врезаться клином в межреберье. ну же, родимое, давай постучим еще, чтобы эхо разлилось от звука и разрушило толстый лед. я готова ломать себе руки, всё пытаясь выстучать вход в омертвевшие ребросплетения, зажигать каждый черствый оплот. если чувства наружу – бремя для твоих ледяных высот, не сажай меня на колени, потому что останусь заточкой, красным, мелким, но жгучим пятном.
слышишь? – мир истерично хохочет, безучастность венчают на трон, леденеют с годами души, исполосаны лица швом. мир молит о борьбе с равнодушием – и если не мы, то кто?..