Просыпаешься утром: и вроде совсем ничего в тебе не изменилось, Не исчезли веснушки, не пропали конечности, не случилась какая другая оказия. Просто вдруг все сознание будто очистилось, будто от пыли освободилось - И пришло озарение: Мир так велик, так глубок, так прекрасен, до безобразия!
И ты все еще здесь, и ты все еще носишь кроссовки, и любишь минуты уединения, И ты все еще балуешь тело дымком сигаретным, или травкой, или холодным пивом - Просто мироустройство, которое было таким недоступным до этого для твоего постижения, Вдруг компактно слилось в одну фразу: Ты здесь для того, чтобы быть счастливым.
Это так просто принять, и так сложно себе позволить: наши рамки стоят так прочно, Их выстраивали скрупулезно, по камешкам, казнями, грехопаденьями, страхами, Ведь пределом твоей высоты тебе в детстве казался недосягаемый крюк потолочный, Твои крылья так всех раздражали, что их обрубили, сквозняк, мол, рождали взмахами.
"Ты не сможешь", "не нужно", "совсем не твое" - эти фразы горбом нарастали, И тянули все ниже и ниже к земле, привыкай, мол, тебе здесь покоиться скоро. Ярлыки с назначеньями "должен"-"обязан" летали, как легковушки по магистрали, И конец всей бессмыслице этой тогда наступал, когда в пороховницах кончался порох.
А всего-то одно озарение, срыв шаблона, крах шатких (на самом-то деле) рамок - И реальность, где ты - это ты, без нагруженных сумок, втемяшенных в череп норм! Здесь, как в шашках, без прорывов блокад чужих мнений никак не достигнешь дамок, А как здорово жить в безграничной свободе, без выборов ориентаций, окрасов, форм!
Просыпаешься утром: и вроде совсем, ну совсем ничего в тебе не изменилось, Но вдруг стало не важным - ни возраст, ни пол, ни фамилия, ни имя-отчество... То, что тихо дремало в тебе, умирая практически - вылупилось, оперилось, И готово лететь, без радаров, без карт, без воздушных маршрутов. Куда захочется.