На древней площади базарной Однажды утром лучезарным Собрался весь честной народ
И тьма сбежавшихся зевак Что шумным улием гудела Вся завороженно глядела Как закреплял палач-мастак У всех, при людно, на виду Неторопливо, точно, ловко Удавки жесткую веревку Готовя виселиц гряду.
Посередине занял пост, Громадной глыбой возвышаясь И в небо дыбой упираясь Большой бревенчатый помост.
Закончено. Палач рукой махнул Сигнал подав кому-то. И через две, иль три минуты Шаги чеканящий конвой Привел и вывел на помост В цепях, но с видом гонористым, Паяца, дерзкого артиста.
Накрашен в кровь разбитый нос, В заплатах рваная рубаха, В глазах ни горечи ни страха, Ни сожаления, ни слез.
Смешались трубы в громкий рев, Судья седой толпе великой Растормошенной, многоликой Промямлил смертный приговор.
А виноват паяц был в том, Что горькой правды не боялся, Что сытым вслух в лицо смеялся И подлых чувствовал нутром.
Хоть смерть на краешке петли Была давным-давно готова Но дал судья фигляру слово: "И знай, о жизни не моли!"
Актер сказал:"Весь мой секрет- Он в правде. Нет её родимей... Лишь только ею мы едины."
Палач тогда шепнул:"Давай!" Раздался чей-то громкий вскрик Удавка жесткою змеею Вцепилась в горло шутовское Сполз на висок цветной парик И хохот царственных господ Ему стал маршем погребальным
Не знали важные персоны, Что хорошо смеется тот... Стада глупцов, лжецов, льстецов И ныне как огня боятся Актеров, циркачей, паяцев... Шутов... А значит - Мудрецов...