Май цвел. Май умирал. Май исходил. Гремел вагон. В права вступало лето. Я задыхался. Гас. Я был один. Я был один под тяжкой ношей этой. Я жив был только в спекшихся губах. И я нес весть и был я весь - судьба стрелы в тугом объятье арбалета.
И я был пульсом, скрученным в узлы. Я трясся, я был трус, я был увлажнен. Я был тогда – один смещенный взрыв испарины, сирени, и пейзажа. И кто-то мучил клювом си бемоль, и вновь был мост. Не мост – сплошная боль! И шрам – глубок был. И рубец – не зажил.
Гремел вагон. И где-то на краю моей души, под этой тяжкой вестью, предместья жили тем лишь, что июнь был перспективой, избавленьем, местью. Июнь, июль, то был мой горизонт мечтаний, я не смел свой робкий взор направить дальше пляшущих предместий.
Взошли на мост. Река. Я красоту предместий ощутил тогда подробней, чем, если б поезд шел не по мосту, но прямо б по груди моей, по ребрам. Май цвел. Май отцветал. Май весь предвидел, ненавидел эту весть. Был май. Был я. Был мост. Поочередно.
И был вокзал. Как апогей. Перрон. О, как я шел, я сам того не помнил. Май. Мост. Вокзал. Я. Вчетвером. Добавьте боль. Картина будет полной. Я нес ту весть. Весть занимала всё во мне. Я, задыхаясь, пересек толпу и сердце. Память и платформу.
О, как скрипит разбитый экипаж. Трясется раскаленным ливнем мелочь. Я здесь. Я твой. Твоя слепая блажь. Твоя ошибка. Прихоть. Слабость. Немощь. Господь, я здесь. Я твой неверный шаг. Смотри, как я шагаю, не дыша в родимый двор. В глухую неизбежность.
И вот подъезд. Четыре этажа. Взойти спиралью вдоль застывших клеток. Я чувствую себя острей ножа. Точней стрелы. Несчастней арбалета. О, проще на ступени сдаться, лечь. Как говорить, когда родная речь не хочет подчиняться вести этой?
Но я внутри. Я жалок. Я трясусь. Я жму звонок. Прости нас, боже, ибо не ведаем. Я в комнате. Молюсь. Я сам – молитва. Весть. Я – гибель. Гибель. И вот уже означенная ты. Засохшим побережьем наши рты остановились на немом изгибе.
Да. Я был жалок. Я был нем и слаб. Ну, вот и все. И ты – рыданий слепок. Ты эту весть взяла. И понесла по комнатам. Я волочился следом. Сквозь птичий гомон. Больше не люблю. И птицы тот час вспыхнувший июль воспели б. Если б не ослепли