От первой женщины уходят как от мамы: задравши гордо нос, в слезах, с пустым карманом, до друга с ночевой, ему под водку плачась, что нету ничего, прекрасней, чем без платья, что сука, и потом, проснувшийся в субботу, как рыба воздух ртом, глотая гарь свободы, ты смотришь в потолок, себя найдя в постели как волк, что уволок свой бок, что был прострелен навылет в рванный хрип, и каждый вздох – острее. Лишь время в ровный ритм зашьет иглою стрелок сей выстрел в бледный шрам, чей край сейчас зияет, пока не сможешь сам, спокойно и зевая, свой случай рассказать каким-нибудь знакомым, припомнив рот, глаза и планировку комнат.