В ленинградской гостинице, в той, где сегодня пишу я, Между шкафом стенным и гостиничным тусклым трюмо Я случайно заметил лежавшую там небольшую Пачку смятых листов - позабытое кем-то письмо. Без конверта и адреса. Видно, письмо это было Из числа неотправленных, тех, что кончать ни к чему. Я читать его стал. Било десять. Одиннадцать било. Я не просто прочел - я, как путник, прошел то письмо. Начиналось, как водится, с года, числа, обращенья; Видно, тот, кто писал, машинально начало тянул, За какую-то книжку просил у кого-то прощенья... Пропустив эти строчки, я дальше в письмо заглянул:
Первая страница Через час с небольшим уезжаю с полярным экспрессом. Так мы прочно расстались, что даже не страшно писать. Буду я отправлять, будешь ты получать с интересом, И знакомым читать, и в корзинку спокойно бросать. Что ж такое случилось, что больше не можем мы вместе? Где не так мы сказали, ступили не так и пошли, И в котором часу, на каком трижды проклятом месте Мы ошиблись с тобой и поправить уже не смогли? Если б знать это место, так можно б вернуться, пожалуй, Но его не найдешь. Да и не было вовсе его! В нашей жалобной книге не будет записано жалоб: Как ее ни листай, все равно не прочтешь ничего. Взять хоть письма мои - я всегда их боялся до смерти. Разве можно не жечь, разве можно держать их в руках? Как их вновь ни читай, как их вновь ни сличай и ни мерь ты, Только новое горе разыщешь на старых листках. Ты недавно упрямо читала их все по порядку. В первых письмах писалось, что я без тебя не могу, В первых письмах моих, толщиною в большую тетрадку, Мне казалось - по шпалам, не выдержав, я побегу. Все, что думал и знал, заносил на бумагу сейчас же, Но на третьей отлучке (себя я на этом ловлю) В письмах день ото дня по-привычному громче и чаще Повторяется раньше чуть слышное слово "люблю". А немного спустя начинаются письма вторые - Ежедневная почта для любящей нашей жены, Без особенных клякс и от слез никогда не сырые, В меру кратки и будничны, в меру длинны и нежны. В них не все еще гладко, и, если на свет посмотреть их, Там гостила резинка; но скоро и ей не бывать... И тогда выступают на сцену последние, третьи, Третьи, умные письма, - их можешь не жечь и не рвать, Если трезво взглянуть, - что же, кажется, страшного в этом? В письмах все хорошо - я пишу по два раза на дню, Я к тебе обращаюсь за помощью и за советом, Я тобой дорожу, я тебя безгранично ценю. Потому что я верю и знаю тебя все короче, Потому что ты друг, потому что чутка и умна... Одного только нет, одного не прочтешь между строчек: Что без всех "потому" ты мне просто, как воздух, нужна. Ты по письмам моим нашу жизнь прочитать захотела. Ты дочла до конца, и тебе не терпелось кричать: Разве нужно ему отдавать было душу и тело, Чтобы письма такие на пятом году получать? Ты смолчала тогда. Просто-напросто плача от горя, По-ребячьи уткнувшись, на старый диван прилегла, И рыдала молчком, и, заслышав шаги в коридоре, Наспех спрятала письма в незапертый ящик стола. Эти письма читать? За плохое бы дело взялись мы, - Ну зачем нам следить, как менялось "нежны" на "дружны". Там начало конца, где читаются старые письма, Где реликвии нам - чтоб о близости вспомнить - нужны.
Вторая страница Я любил тебя всю, твои губы и руки - отдельно. Удивляясь не важным, но милым для нас мелочам. Мы умели дружить и о чем-то совсем не постельном, Лежа рядом, часами с тобой говорить по ночам. Это дружба не та, за которой размолвку скрывают. Это самая первая, самая верная связь. Это дружба - когда о руках и губах забывают, Чтоб о самом заветном всю ночь говорить, торопясь. Год назад для работы пришлось нам поехать на Север, По старинным церквам, по старинным седым городам. Шелестел на лугах одуряюще пахнущий клевер, И дорожная пыль завивалась по нашим следам. Нам обоим поездка казалась ужасно счастливой; Мой московский заморыш впервые увидел поля, И луга, и покосы, и северных речек разливы И впервые услышал, как черная пахнет земля. Только здесь ты заметила в звездах все небо ночное, Красноватые сосны стоят вдоль дорог, как стена... Почему ты на Север не ездила раньше со мною, Почему ты на землю привыкла смотреть из окна? Как-то вышло, что здесь ты, всегда мне дававшая руку, Ты, с улыбкой умевшая выручить в худший из дней, Ты, которой я слушался, мой поводырь и порука, В нашем добром содружестве бывшая вечно сильней, Здесь, далеко от дома, в поездке, ты вдруг растерялась, Ты на все удивлялась - на листья, кусты и цветы. Ты смеялась и пела; все время мне так и казалось, Что, в ладоши захлопав, как в детстве, запрыгаешь ты. Вспоминаю закат, переезд через бурную реку. В мокрой лодке пришлось на колени тебя посадить, Переправившись в церковь со строгими фресками Грека, Мы, еще не обсохнув, о них попытались судить. Со смешным торжеством мы по краскам века узнавали, Различали святых по суровым носам и усам, И до самого купола дерзкой рукой доставали, И спускались обратно по скользким и шатким лесам. Ты попутчицей доброю сделаться мне пожелала, Чтоб не портить компании, горькое пиво пила. Деревянное мясо с весёлой улыбкой..
константин симонов "шел солдат..." фрагмент из док.фильма к.симонова "шел солдат. ... на iremember. ru раздел пехотинцы, вторая страница, коротко но очень ...