[Михаил Горшенёв:] До судорог, до бреда, до рыдания, До порванных от напряжения жил Я сохранял свои воспоминания, Которыми все эти годы жил. Я их хранил на сумрачной вершине, Во тьме бездонной пропасти хранил, На самом дне хрустального кувшина, Как каплю высохших чернил. Удавкою тугой - сжимает горло ворот мне, Напасти мои превращаются в змей, Кровью памяти моей обрызган город.
Кровью памяти моей, Кровью памяти моей. Хэй-хэй. Кровью памяти моей, Кровью памяти моей. Хэй-хэй!
Когда ползёшь, глотая клочья пыли, Когда добра от зла не отличить, Ты должен знать, что про тебя забыли, И сделать всё, чтоб самому забыть. Но память, как и смерть, неистребима, Как дождь ночной по черноте стекла, Кровавыми осколками рубина Она на дно хрустальное текла. Удавкою тугой - сжимает горло ворот мне, Напасти мои превращаются в змей, Мысли мои превращаются в змей, Кровью памяти моей обрызган город.
Кровью памяти моей, Кровью памяти моей. Хэй-хэй. Кровью памяти моей, Кровью памяти моей. Хэй-хэй!
Кровью памяти моей, Кровью памяти моей, Кровью памяти моей, Кровью памяти моей, Кровью... [злой смех]
[Вениамин Смехов:] Никем не узнанный, Суинни Тодд поселяется на улице Флит-стрит, В том доме, где жил когда-то с молодой женой, В доме, где царили любовь и счастьею Но теперь его дом принадлежит соседу-мяснику. [скрип двери] В нём торгует пирожками из тухлого мяса [суетливый шум, шум тарелок, звон разбитого стекла] Племянница мясника Ловетт.