Каждую ночь мне снится родной Канзас. Страшила не спас меня и дровосек не спас, И эта дорога из желтого кирпича Так мучительно горяча, что хочется закричать. Но не о том рассказ. Я слышу голос, он говорит мне: «Ткани тонкие, Элли, просыпайся и убегай. Там в котле у Гингемы начинается ураган, Каждый охотник желает знать, где сидит фазан. Тебе будет страшно Элли, закрой глаза, Но только не помогай. Птице в зрачке прицела вылететь из кустов, Охотникам - проходить эти семь цветов, Урагану – разрушить город, городу – вырасти из руин. Всему свое время, Элли, решишь умереть – умри, Каждый подходит к смерти, когда готов». Он говорит мне: «Я не Гудвин, Элли, и даже уже не бог. Каждое чудо тебе причиняет боль, Поэтому больше не будет моих чудес, Будет чужая сказка, дремучий лес, Не оставайся здесь, Элли, Господь с тобой».
Я смотрю на небо и вижу черный на синеве, Значит, скоро мой домик снова поднимет вверх, Выше туч, пронизанных солнцем, выше солнечного луча. Над радугой над дорогой из желтого кирпича, Над каплями на траве. И я говорю ему: «Забирайся, ветер крепчает, пора лететь. Если хочешь чуда – подожди его в пустоте, В глубине урагана, со смертью на коротке, Подержи ее, как собаку, на поводке, Приручи, потому что ты тоже один из тех. Ты же знал, где кончалась дорога, сидел фазан. Охотники шли, и ты им не рассказал. Ураган закончится, выплеснет семь цветов, Ты готов ко всему, а к этому не готов. Когда тебе страшно, не закрывай глаза.
А потом мы летим с ним, и внизу начинается новый мир. Я смотрю, как он населяет его людьми, Ставит на поле чучело, дровосека ведет в лесу. Дровосек шагает, топор качается на весу, Лес на ветру шумит. Где-то идут охотники, радуга прячется в облака, Изумрудный город виден издалека, И горит дорога из желтого кирпича. Он улыбается: «Чтобы не заскучать, Чтобы нам никогда друг с другом не заскучать…»