Мой старый друг! Спасаясь от тоски, на редкость сильной в это время года, пишу тебе в деревню, на природу, отвыкшему от сплетен городских. Какая новость для тебя нова в твоей богоспасаемой деревне? У нас дурак женился на царевне, династию тем самым основав себе подобных. Корень привился, самодержавьем увенчав народность. (Ничто - не пустота, но однородность, отсутствие различий всех и вся). ...Когда-нибудь в романе опиши утративших подобие и сходство; как медленно, но верно лень души в доселе ближнем порождает скотство - не зверство кровожадное, не месть за непокорный взгляд и гневный возглас, - пустую равнодушную безмозглость, способность больше вытоптать, чем съесть. (И то сказать - ничем не остудить желание вместить весь мир в кармане. Все - люди, все стремятся жить нормально - кто может их за это осудить? А я бреду меж ними, как во мгле, рассеянно. И утешеньем слабым осталась мне сомнительная слава последнего поэта на земле.)
Вот так живи - по лестнице спускаясь, запахивай пристойное пальто, грядущему пристойно улыбаясь, садись в свое пристойное авто, по кольцевой описывай дугу: налево - лес, направо - город старый вращается во внутреннем кругу несмазанного колеса Сансары. Кругом темно. Уже теряю нить, от многого из сказанного - вчуже. Все кончено. И некого винить. И некого любить. А это хуже.