Посмотри - я умираю - и не плачь, Хорохорится молоденький палач, Смотрит прямо фараоном, Но под красным балахоном Необкатанное сердце мчится вскачь.
А на мне рубаха белая до пят, Полы шелковые травы шевелят. С кем гуляла, кого била, Чьих любимых хоронила, Мне вослед во все глаза глядят, глядят.
Улыбаюсь, распрямляюсь и стою В бесконечном, во невидимом строю. На веселом лобном месте, Слушай, вдовы да невесты, Слушай, белый, слушай, серый - я пою.
Умоляю, сгинь, заклинаю, встань В ледяную синь, в студеную рань. Запали костер на крутой горе, Созови сестер ко святой золе.
А до солнышка я туда приду, Чтобы с вами быть, чтобы с вами пить, Чтоб до донышка утолить беду, Не молить, не бить, не любить, не жить.
Раззудись, плечо, размахнись рука! Сердцу горячо да знобит бока. А вокруг светло от горящих глаз, Разольет тепло загулящий пляс.
Под ногами ночь, впереди заря, Не могешь помочь, так не суйся зря! В том, что я такой, нет моей вины - Не хотят домой внуки Сатаны.
... Затуманился, занялся рассвет, Ты оглянешься - а меня уж нет. Не кричи, не плачь - все равно пора, Не торчи, палач, посередь двора!
Первый луч зари порешит сестер, А на счете "три" догорит костер. Мой нательный крест - самый тяжкий грех, Разнесет окрест сумасшедший смех.
Что, шумит в ушах? Это кровь моя. Вон летит душа - это ты, не я.
Засверкает золоченое копье, Запорхает по дорогам воронье, Ни отбоев, ни побудок, Во запое незабудок В поле чистом войско сгинуло мое.
Только тот, кого в борьбе с абстрактным злом Отпущения назначили козлом, Кто не нашим и не вашим, На прощанье мне помашет, Окаянной, перепончатым крылом.
Слышишь, колокол, а рядышком труба? Вновь с пророком перепутали раба! Снова плахи, кровь и пламя, Снова страх идет за нами, Холод, голод, тишь и ржавая трава.
Умоляю - сгинь, заклинаю - встань, В ледяную синь, в студеную рань. В том, что я такой, нет моей вины, Не хотят домой внуки Сатаны. Что - шумит в ушах? Это кровь моя, Вон летит душа - это ты, не я...