Стаканы я мою здесь, господа, И вам на ночь стелю постели, И вы пенни мне даете, - вы в расчете со мной, - И, мои лохмотья видя и такой трактир дрянной, Как вам знать, кто я на самом деле? Но настанет вечер, и крик раздастся с причала, И вы спросите: "Что это за крик?" И когда я засмеюсь, вы удивитесь: Почему я смеюсь в этот миг? И у пристани станет Сорокаорудийный Трехмачтовый бриг.
"Эй, вытри стаканы!" - мне говорят И пенни суют, подгоняя. И монетку беру я, и постели стелю. (Вам в ту ночь на тех постелях не уснуть и во хмелю). Если б знали вы, кто я такая! Но настанет вечер - и гул раздастся с причала, И вы спросите: "Что стрястись могло?" И воскликнете, лицо мое увидев: "Боже, как она смеется зло!" И ударит из пушек Сорокаорудийный Трехмачтовый бриг.
Невесело станет вам, господа! Будут стены, треща, валиться. И сровняется за ночь весь ваш город с землей. Уцелеет от обстрела лишь один трактир дрянной, И все спросят: "Кто сумел там скрыться?" Не умолкнет гомон до рассвета у трактира. "Чье же это - будут спрашивать - жилье?" И, увидев, как я выйду рано утром, Закричат: "Они щадят ее!" И поднимет свой вымпел Сорокаорудийный Трехмачтовый бриг.
А в полдень матросы с судна сойдут, Чтобы суд справедливый править. И куда бы вы ни скрылись, вас матросы найдут И ко мне, связав покрепче канатами, приведут, И кого ж мне из вас обезглавить? Будет в этот полдень тишина вблизи причала, И скажу я: «Обезглавить всех!» Острый меч сверкнет при лунном свете И когда покатиться голова я скажу «гопля» И умчится со мною Сорокаорудийный Трехмачтовый бриг.