Неподвижно сырой толщей камня лежат облака. А в ленивых словах, точно плесень, беда проступает. - Там по пьяни один зарубил твоего паренька. Поспеши, господин. А не то без тебя закопают.
Эй, постой! Что за бред? Эй, малец, попадёшься ты мне! Ох, неловкая поза... На боль обернулся и замер. Поднимайся, паршивец. На шалости времени нет. А в глазах изумление, и дождь расплескался слезами.
Сколько раз говорить - не таскай за собою щенка! Нет, о, Господи, нет! Он живой, он сейчас улыбнётся... Он не может быть тем, что держу я сейчас на руках. Каково это, рыцарь - остаться без оруженосца?
Ты ушёл слушать дождь. Так о чём эти струи поют? И искать горизонт, что в озёра грозой опрокинут. Посмотри на меня. Ты мечтал, что погибнешь в бою... Только не был врагом пьяный стражник, ударивший в спину.
А толпа гомонит у дороги, где кровь пролилась. Как их много... Живых. Отчего же так пусто, так тошно? Есть ли место теперь на Земле, чтоб укрыться от глаз, Чтобы окаменеть, но согреть ледяную ладошку?
Ты, конечно, проснёшься. Пускай не сейчас и не здесь. А в руке, как всегда - серый катыш намокшего хлеба... И беду свою рыцарь несёт в Зачарованный Лес. И кладёт под сирень, лицом в серебристое небо.