Владимир Напарин (тенор) Алексей Гориболь (фортепиано)
***
Послание, одобряющее стрижку волос
Если птичке хвост отрезать — Она просто запоёт. Если сердце перерезать — Обязательно умрёт!
Ты не птичка, но твой локон — Это тот же птичий хвост: Он составлен из волокон, Из пружинок и волос.
Наподобие петрушки Разукрашен твой овал, Покрывает всю макушку Волокнистый матерьял.
А на самом на затылке Светлый высыпал пушок. Он хорошенькие жилки Покрывает на вершок. О, зови, зови скорее Парикмахера Матвея! Пусть означенный Матвей На тебя прольет елей.
(Под елеем подразумевается одеколон)
Пусть его ножи стальные И машинки застучат И с твоей роскошной выи Пух нежнейший удалят.
Где же птичка, где же локон, Где чудесный птичий хвост, Где волос мохнатый кокон, Где пшеница, где овёс?
Где растительные злаки, Обрамлявшие твой лоб, Где волокна-забияки, Где петрушка, где укроп?
Эти пышные придатки, Что сверкали час назад, В живописном беспорядке На полу теперь лежат.
И дрожит Матвей прекрасный, Укротитель шевелюры, Обнажив твой лоб атласный И ушей архитектуру.
Старуха
Года и дни бегут по кругу. Летит песок; звенит река. Супруга в дом идёт к супругу. Седеет бровь, дрожит рука. И светлый глаз уже слезится, на всё вокруг глядя с тоской. И сердце, жить устав, стремится хотя б в земле найти покой.
Старуха, где твой чёрный волос, Твой гибкий стан и лёгкий шаг? Куда пропал твой звонкий голос, Кольцо с мечом и твой кушак? Теперь тебе весь мир несносен, противен ход годов и дней. Беги старуха в рощу сосен и в землю лбом ложись и тлей.
Муха
Я муху безумно любил! Давно это было, друзья, Когда ещё молод я был, Когда ещё молод был я.
Бывало, возьмёшь микроскоп, На муху направишь его — На щечки, на глазки, на лоб, Потом на себя самого.
И видишь, что я и она, Что мы дополняем друг друга, Что тоже в меня влюблена Моя дорогая подруга.
Кружилась она надо мной, Стучала и билась в стекло, Я с ней целовался порой, И время для нас незаметно текло.
Но годы прошли, и ко мне Болезни сошлися толпой — В коленках, ушах и спине Стреляют одна за другой.
И я уже больше не тот. И нет моей мухи давно. Она не жужжит, не поёт, Она не стучится в окно.
Забытые чувства теснятся в груди, И сердце мне гложет змея, И нет ничего впереди… О муха! О птичка моя!
Постоянство веселья и грязи
Вода в реке журчит прохладна, и тень от гор ложится в поле, и гаснет в небе свет. И птицы уже летают в сновиденьях, и дворник с чёрными усами стоит всю ночь под воротами и чешет грязными руками под грязной шапкой свой затылок, и в окнах слышен крик весёлый и топот ног и звон бутылок.
Проходит день, потом неделя, потом года проходят мимо, и люди стройными рядами в своих могилах исчезают, а дворник с чёрными усами стоит года под воротами и чешет грязными руками под грязной шапкой свой затылок, и в окнах слышен крик весёлый и топот ног и звон бутылок.
Луна и солнце побледнели, созвездья форму изменили, движенье сделалось тягучим, и время стало как песок, а дворник с чёрными усами стоит опять под воротами и чешет грязными руками под грязной шапкой свой затылок, и в окнах слышен крик весёлый и топот ног и звон бутылок.
Жук (рапсодия)
Уж солнышко не греет И ветры не шумят, Одни только евреи На веточках сидят.