Микроб устал. Он бился с мылом Сейфгард. И будь оно хоть чуточку проворней, Он был бы трупом. Чистым и холодным. А так он жив. Он дышит тяжело, Бока свои вздымая словно лошадь, Что покурив "Ответного удара", Свалилась по дороге в Вашингтон. Микроб вздыхает. Тяжкая обида Давно уж точит душу инфузорью, А память неотмщенных поколений Зовет на вечный беспощадный бой. Ведь было, было ... Не было галактик, Планет, небес, воды и кислорода, А только легкодушные микробы Порхали в темноте небытия. Крутя хвосты шныряющим кометам, На солнце греясь и под ним же множась, Они резвились в микро-макро-косме, Притихшем в ожидании скачка. И вот, в порыве жизнеутвержденья, Они сплелись во что-то, блин, такое, Что резко изменило ход мгновенья И все вдруг по иному понеслось. Возникли земли, реки, рыбы, птицы, Поперли вверх секвойи и березки, И кто-то дал кому-то палкой в челюсть, И на те - появился человек. Вот тут и началась, простите, лажа. Поскольку этот сын ошибок трудных Вдруг возомнил себя венцом творенья И, вот беда, поверил в это сам. И, как бывает часто в нашей жизни, Чтоб кто-то не сказал ему всей правды, Он принялся мочить, не разбирая, Всех тех, кто создал, собственно, его. Сначала он облизывал ладони Под видом, что на них осталась пища. Потом решил, что руки - это мало, И начал бегать голым под дождем. Потом придумал, падла, спиртоносы, Что убивают все живое сразу, И начал протираться: и снаружи, И, что гораздо чаще, изнутри. И слово то придумал - гигиена. Гиена! Тьфу ты, Господи помилуй! Да что сказать ... Стерилен он снаружи И изнутри стерилен ... Головой ... Микроб уснул. В объятиях Морфея Он воспарил и стал почти свободным, И связь времен распалась на микробы, Что снова стали сутью бытия. Он спит ... А паразитка тетя Ася, В девичестве Асунта Вилабаджо, Уже нагрела воду на комфорке И всыпала смертельный порошок.