Какая музыка жила в нем, это ж надо. Играл, как целая концертная бригада. В его руках гитара не вооброжала, Она как голенькая девочка дрожала. Овчарки лают так, что ежиться барак Лютует ВОХРа и сама охрана А я не злой ни на людей, ни на собак Но в пять подъем, начальник, это рано
А мы все думали, балдея от прикола. Откуда в урке эта фраерская школа. А мы балдели от гитары и зверели, А вдруг мы ссуку или фраера пригрели.
А за себя он был совсем не разговорник. Ну воровал, ну с малолетки, беспризорник. Ну эти шрамы от ножа и от нагана, А на гитаре научился у цыгана.
Ну у цыган от там и жил-то ровным счетом. А он Чайковского уже лобал по нотам. Ах, эти лошади - цыганское богатство. И первой ходкой он пошел за конокрадство.
А там пошло и все с горы, как говорится. И стал он жуликом в законе, ланца дрица. Его приметили и по татуировкам Поволокли по сорока командировкам.
Идет этап, иет пешко, неровным строем. И сидора с собою тащит под конвоем. А у мого-то, окромя репертуара, В руках чехольчик, а в чехольчике гитара.
Он как по камешкам прошел по разным зонам. Отогревая мир зла ту гитарным звоном. Его начальство пригласило к Первомаю, А он сказал: "Я для легавых не играю".
И сам начальник он сверкнул на уркагана, И за наган, а кобура-то без нагана. А нам играл, и стоя слушала шарага. Сентементальный этот вальс, для нероблага.