С самого начала дул жуткий ветер. Хлопнула дверь, я оглянулся, я подумал - главное мента не встретить, - и перешёл улицу. В правой руке я сжимал сумку с двумя килограммами травы - её мне продали два наркомана; эти парни совсем без головы, обожранные кислотой и обкуренные, еле выговаривали слова, и хотя они были полными придурками, у них оказалась прушная трава. Я решил не ехать в метро, а взять машину, и, выйдя на дорогу, стал тормозить такси. Пидарасы-таксисты тянули резину - никто не хотел меня везти. Ещё бы, когда такая холодная осень и хочется оказаться дома и смотреть телик, а тут надо кого-нибудь подбросить за небольшое количество денег. Громыхая, как две тысячи бронетранспортёров, подъехал трамвай, и я в него прыгнул, оказавшись довольно-таки скоро на финляндском вокзале. И вот что я там увидел: три омоновца с автоматами и в бронежилетах шерстили толпу людей незнакомых, а я стоял и покупал билеты, вернее один билет - до дома. И когда я проходил мимо этих парней на службе, повторяя про себя: - Спокойно, Лёха. - Я понял, что свои детские игрушки поменял на такие же взрослые, а это плохо. - Надо жить, рискуя, - повторял Ницше, но когда видишь себя на пузе, окружённым толпой ханыг и милицией, понимаешь, что Ницше, наверно, грузит. С этими мыслями я сел в электричку, голос с ревербератором объявил остановку, я начал искать по карманам спички, представляя вагон большой крысоловкой. Мы ехали где-то часа полтора - два. Люди вокруг читали газеты, разгадывали в кроссвордах какие-то идиотские слова - они себя ежесекундно обкрадывали. Октябрь плевался красными листьями, из него вылезала суббота, исключая индивидуальные признаки из моего обихода. На вокзале я не задерживался долго - вышел на улицу и сразу в маршрутку, из окна которой в районе южного посёлка, увидел знакомую проститутку. Она шла, лихо виляя жопой, вместо глаз у неё были голубые точки, она решительно ресницами хлопала, собираясь кому-нибудь отдаваться ночью. Когда я оказался дома, был уже вечер, прожектор резал на небе зигзаг, я позвонил по телефону, договорился о встрече и закурил огромный косяк. Потом я заснул, потому что накурился сильно и, увидев во сне ментов-омоновцев, вёл себя достаточно агрессивно, выкалывая им глаза ножницами. Один из ментов заявил мне прямо - Говорят, что стихи твои даже не изданы, - и лицо его плавало красной раной, на которую я смотрел пристально. Меня разбудил телефонный звонок подружки. Я разбил телефон, закурил сигарету. Содержимое сумки являло сорок две кружки, и я их высыпал на газету.