Изгнав меня, Натура выполнит кульбит - не слишком хитрый, хоть и двойной, как всякий жест ее. Один замолк, другой вступил. Антрактов нет в ее вертепе: фигур не счесть. Итак, виват
тебе, преемник мой! Не я, но ты - на бивуаке как-нибудь - речитатив дополнишь сей, - когда дружина, чубуки наладив, разом задымит, и дым потянется туда, где (если атлас прав) сойтись имеют прихоть Рейн и Майн, дыша глубоководьем рыбьих тайн.
Виток, вираж, еще вираж... И все черней, все центробежней сгущаться будет дым - как ночь, как речь. И речь сама, к чему ни вел бы ты, пойдет опять о том же: о непременных тех двоих,
что, раз заговорив, вошли в азарт - и никогда уже затем наговориться не могли, наперебой твердя "прощай", "я не останусь", "не вернусь", - и продолжали жить вдвоем. И жили счастливо. Детей назвали Нот, Зефир и Эвр. Другим и не обязан быть шедевр.
Не Бог весть как споешь иль Бог весть как, Бог весть, фальцет иль шепот употребишь, но как-нибудь споешь. Да что гадать! Испробуй прямо здесь, при мне, забавы ради - хорош ли выйдет твой дебют.
Ого! Вот это голос, ну и ну. Да он умеет, я не знал. Кто мог подумать? Неказист, непривередлив, ни в одном глазу безумия. С серьгой, но совершенно не цыган... Чем одарить его? Ничем. Сейчас он скроется в дыму. Вираж, еще вираж... Вольно ж ему
чертить круги, начавшись там, где жизнь моя переломилась, как статуэтка.