давай будет так: нас просто разъединят, вот как при междугородних переговорах – и я перестану знать, что ты шепчешь над ее правым ухом, гладя пушистый ворох волос ее; слушать радостных чертенят твоих беспокойных мыслей, и каждый шорох вокруг тебя узнавать: вот ключи звенят, вот пальцы ерошат челку, вот ветер в шторах запутался; вот сигнал sms, вот снят блок кнопок; скрипит паркет, но шаги легки, щелчок зажигалки, выдох – и все, гудки.
и я постою в кабине, пока в виске не стихнет пальба невидимых эскадрилий. счастливая, словно старый полковник фрилей, который и умер – с трубкой в одной руке.
давай будет так: как будто прошло пять лет, и мы обратились в чистеньких и дебелых и стали не столь раскатисты в децибелах, но стоим уже по тысяче за билет; работаем, как нормальные пацаны, стрижем как с куста, башке не даем простою – и я уже в общем знаю, чего я стою, плевать, что никто не даст мне такой цены. встречаемся, опрокидываем по три чилийского молодого полусухого и ты говоришь – горжусь тобой, полозкова! и – нет, ничего не дергается внутри.
- в тот август еще мы пили у парапета, и ты в моей куртке - шутим, поем, дымим… (ты вряд ли узнал, что стал с этой ночи где-то героем моих истерик и пантомим); когда-нибудь мы действительно вспомним это – и не поверится самим.
давай чтоб вернули мне озорство и прыть, забрали бы всю сутулость и мягкотелость и чтобы меня совсем перестало крыть и больше писать стихов тебе не хотелось;
чтоб я не рыдала каждый припев, сипя, как крашеная певичка из ресторана.
как славно, что ты сидишь сейчас у экрана и думаешь, что читаешь не про себя.