Здесь в годы юности моей Старушка - божий одуванчик Сдавала угол, стол, диванчик Всего за двадцать пять рублей. Она любила молодёжь, Поэтов юных, музыкантов. Не будь бездомен, не найдёшь Такой поклонницы талантов.
А жили тесно вместе с ней В одной квартире семь семей, И мыли тридцать два жильца Под краном тридцать два лица. Диванчик пел, а стол скрипел, Мой угол был слепяще бел, И шёл мне двадцать третий год, И светел был событий ход!
Поэзия пробила твердь, И каждый вечер шла на сцену. Как на кострище, как на смерть, Поэтам возвращая цену!
Брала нас критика на штык, Вопила: "Пошлость и дешёвка!" Но нас прославил каждый втык, Но нас прославил каждый втык, И это отрицать неловко.
Стиляг драконила печать. Джаз героически сражался, Пошёл во всю права качать, Пошёл во всю права качать И с треском самовыражался.
Такие были времена, Такие страсти бушевали. А там, где угол мне сдавали, Трава сегодня зелена. И прорастает одуванчик Где стол скрипел и пел диванчик...
Диванчик пел, а стол скрипел, В семи кастрюлях суп кипел, Двенадцать кошек, семь собак Делили коридорный мрак. И мыли тридцать два жильца Под краном тридцать два лица. И мыли тридцать два жильца Под краном тридцать два лица.