Опять торговец бумажным счастьем свой короб носит по дворам и ручку крутит. На всём приморье — туман с ненастьем, а он о радугах поёт. Должно быть, шутит. Кромешный смог на город лёг, в порту заторы... А счастье — что ж! Всё только ложь. Где света ждёшь — всё шторы.
Бумажной чушью шутник торгует, распелся — что твой зазывала перед пьесой. Как будто знает, о чём толкует, хотя сюжет и от него закрыт завесой. Катрин-шарман... туман, туман в порту ненастном. За грош соврав — торгаш не прав. Но спев-сыграв — воздаст нам.
Одна музыка — товар дешёвый, её кто разве что не чуток, тот не слышит. Она пред светом покров тяжёлый пускай не сдвинет, но всколеблет и всколышет. Что там за ним? Конечно, Крым. Конечно, бухта. Катрин-шарман, жасмин-шафран... А не туман. Как будто.
Покров сомкнётся, жасмин завянет. Шарманку выбросив, торгаш освоит лютню. В чём соль сюжета — ясней не станет, но дым над гаванью растает сам к полудню. Условный знак пришлет маяк, моргнув из Крыма. А ровно в час придет баркас, на этот раз — не мимо...
Всё дело в нотной беспечной строчке. Не ты поладишь с ней: она с тобой поладит. Расчёт по курсу — в конечной точке, где разве только кто не чуток, тот не платит. А Крым ли там, иль Амстердам, Марсель, Калькутта... Отсель дотоль — всё только соль. Да соль-бемоль. Как будто.