Знаешь, а я все же надеюсь, что тебе больно. Так же, как мне. Что чужие пальцы холодком пробегают, Но уже не до дрожи. Не до той великолепной и знакомой тебе и мне тоже.
До боли по венам сладострастно красивая, Изумрудно неповторимая, Знаешь же, что «не моя, но любимая». Такая резвая, быстрая. И неуловимая. Хоть и сильна, но настолько ранимая. Знакома лишь мне. Невообразимая.
Венера. И еще раз Венера. Без всякого Марса. Метала дротики, ну, из твоего любимого дартса. А я? А что я? Просыпался ночью в надежде увидеть твои мягкие и закрытые зеленые глазки. Воспоминания. Теперь у меня на глазках повязки. Знаешь, а я все же надеюсь, что ты пьешь чай, И туда редко, но метко падают слезки. Так, невзначай.
Знаешь, а я все же надеюсь, что ты меня перечитываешь, Как я тебя. Ночью. Днем. Вечером. Снова ночью. Снова днем. Это в разные стороны ход конем. Покупаю Честер. Чисто на автопилоте. Будто с тобой придется делиться, как всегда. А ты издалека стреляешь из гранатомета, Перечеркивая все дороги, что ведут назад.
Знаешь, а я все же надеюсь, что ты немного мерзнешь, Потому что родные холодные руки не согревают тебя, Потому что нет надежды на слово «семья», Потому что все, кто угодно, но только не я.
Знаешь, а я все же надеюсь, что это была игра не в одни ворота. Учил тебя. Учил с тобой. Учили вместе. Но, к сожалению, было много жести. И, видимо, настало время мести.
Да, тысячи озер, морей, океанов бьются об меня. Стараясь доказать, что все это прошлое. Что все это яркое, фееричное, незабываемое прошлое, Которому не место в тусклом настоящем.
Знаешь, глупо надеяться, что тебе больно. Так же, как мне. И, наверное, плакаться тебе довольно. Отставить, романтик. Вольно.